Голова и рыба
В Алма-Ате в силу географического положения неоткуда взяться свежей рыбе — поэтому если вдруг возникает непреодолимое желание съесть таковую, приходится ехать и добывать ее самому.
Можно, например, отправиться в заповедник Аксу, что в сорока минутах езды от города; там пейзаж напоминает о тосканских холмах и норвежской тундре одновременно, коровы неспешно переходят дорогу — и на всем лежит печать аскетичной экзотики. Там же есть хозяйства, где разводят форель. Ее нужно самому поймать, а потом отнести в поварскую сторожку и обговорить способ приготовления.
Рыбалкой подобные марикультурные поддавки можно назвать с некоторой натяжкой: форель запускают на убой в крохотный искусственный пруд, люди, возбужденно толкаясь, норовят закинуть леску в незанятый кусок водной глади — так что со стороны происходящее слегка напоминает видеозарисовки в жанре gang bang. Ловят почему-то исключительно на кукурузу «Бондюэль».
Рыбалка всегда представлялась мне даже более кровожадным занятием, чем охота, — все эти выдирания крючков из живой плоти или навязчивая идея бросить живого рака в кипяток кажутся мне довольно предосудительными. Тем не менее природная склонность к бытовым компромиссам заставила меня взять в руки удочку и вытащить из воды несколько форелей. Через рекордно непродолжительное время они уже лежали жареные на столе.
Писатель Лавкрафт панически боялся рыбы и морепродуктов, никогда не употреблял ничего подобного в пищу — и именно под влиянием этого ужаса сконструировал свои знаменитые ихтиологические фантомы. Мне вдруг показалось, что я понимаю ход его прихотливой мысли. Морепродукты — это высший индикатор свежести в гастрономическом мире. С одной стороны, тому способствует сама среда обитания, навевающая известные ассоциации; с другой — максимально короткая из всех возможных временная дистанция между живой особью и готовым блюдом.
В сознании человека свежесть принято ассоциировать с жизнью. Однако точно так же свежесть связана и со смертью — я ем то, что только что собственноручно погубил. Свежесть — это как бы ничейная территория, и именно она отражается в немигающих рыбьих глазах. Могильный холодок устричной раковины — явление из той же области.
Пойманная форель, надо сказать, оказалась удивительно вкусной. Однако же весь обратный путь я проделал в молчании.
