Родина знает
Как-то на исходе студенческих лет я служил неплохо оплачиваемым гидом для группы из восемнадцати итальянок, которые прибыли рассматривать Москву, Кижи и Соловки. Я должен был их охранять, развлекать, а что самое неприятное — кормить. На дворе стоял 95-й — не пахло еще не то что Correa’s, но даже и «Жан-Жаком». Я угодил в худшую из вилок, поскольку на ресторан «Токио» итальянки скупились, а «Макдоналдс» считали ниже своего достоинства. Сам не понимаю, как я выкручивался: помню, в ход пошел даже клуб «Бедные люди».
И вот уже под самый занавес паломничества мы очутились в каком-то псевдоопричном ресторане в Петрозаводске. Борщ умяли без инцидентов. А на второе ими было заказано некое жаркое. И тут раздался крик — Клаудиа, самая несносная из моих подопечных, рыжая бестия лет пятидесяти, заверещала так, словно в еде обнаружился возбудитель карельской лихорадки. Она характерным жестом тыкала в блюдо и повторяла как заклинание: «I don’t want another soup!» Я поспешил осмотреть заказ. Жаркое представляло собой душный горшок, где в сметанной воде плавали обрывки мяса, распаренная картошка и понурый гриб. Зрелище действительно походило на суп, хотя формально таковым не являлось.
Стоял десятый день странствий. Я вполне освоился в среде шумных иностранок и даже научился довольно сносно отвечать в северных широтах как за их базары, так и на их капризы. Но тут я по-настоящему растерялся. Я машинально позвал менеджера — он почему-то, как и официанты, тоже пришел в наряде стрельца и завел бессмысленные переговоры в обычной для таких заведений и тех времен стилистике: «Клавочка, вам водочки, а может, помидорчик?» Я же вдруг понял, что тут не казус сервиса, но конфликт цивилизаций. Мы со стрельцом мыслили в лучшем случае антиномией «вкусно — тошнотворно», а против нас вдруг воспряла вся цветущая сложность гастрономической культуры, сражаться с которой было как идти с бердышом против беретты. Консистенция этого убогого горшка на глазах затронула, если не порвала какие-то важные струны, о существовании которых я не подозревал. «Я не хочу еще один суп» — в сущности, это один из самых проникновенных принципов, которые я подслушал в жизни, и не думаю, что есть смысл ограничивать его рамками застолья.
Что до жаркого, то стрельцам, конечно же, пришлось его заменить. На пельмени. Без бульона.
