Жареные пирожки с мясом
В них есть что-то от вокзальных чебуреков — горячий фарш, поджаристая корочка, стекающий по пальцам сок. Ведь в Перми много дорог и много вокзалов. Можно сесть на автобус и полтора часа ехать из одной части города в другую, по мостам, лесам и рабочим окраинам. В них есть что-то от бабушкиных пирожков, заботливо и беспощадно промасленных. С пылу с жару — скок со сковородки на фарфоровую тарелку в нежный цветочек. Это, собственно, и есть они, бабушкины пирожки. У каждой бабушки свои, и на каждой улице сотни рецептов. В них есть что-то от жареных пельменей, недаром что Урал. Они, как пельмени, живописней всего смотрятся рядом с плошкой сметаны и запотевшим штофом. В них есть что-то от хинкали — конечно, не внешний вид, но та ответственность, которая встает перед каждым решившим откусить. Первый кусок как выдернутая чека, после чего брызнет бульон, и можно будет только спасаться. В них есть что-то. Так всякое блюдо из мяса, завернутого в тесто, содержит древнюю тайну, например, про то, как согреться промозглым вечером или скрасить постылое время. Посикунчики — это то немногое, что я знала о Перми заочно. Странно было выяснить, что они действительно существуют, как существуют красные человечки, деревянные пермские боги и звериный стиль. Так впервые увиденный Собор Парижской Богоматери поначалу кажется рисунком на дешевом холсте уличного художника. О них почти не слышали за пределами края и вряд ли многие услышат. С другой стороны, кому, кроме пермяков, они нужны — маленькие неприглядные чебуреки, напрочь жирные и вредные. Отличающиеся, вдобавок, неопределенной орфографией и сомнительной этимологией. Только нам, откусившим раз, уже не забыть, как в круглосуточной посикунчиковой по ночам заседают шоферы, а на столах горками высятся румяные пирожки, которые лучше есть, пока не остыли.