Шаньги с картофелем
Все началось и закончилось в поезде, на самой русской из железных дорог — Транссибирской магистрали. Бабки на ижевском перроне не давали проходу, тыкая под нос жареной картошкой и передавленной земляникой. Пирожки, сосиски в тесте, ватрушки. «Бабушка, почем ватрушка? Заверните две!» Меня всегда учили — с этими перронными хозяюшками глаз да глаз. Они так коварны, что способны насыпать в ведро песка вместо абрикосов или вылепить из хлеба курицу. В общем, зря я не послушалась. Удмуртская бабка решила накормить меня несъедобными ватрушками, у которых на толстом слое теста было тоненько размазано черт те что. Лишь потом, проведя две недели на хлебосольной уральской земле, я поняла, что шаньги намного вкуснее, если не считать их ватрушками. Мне достались шанежки с картошкой — чаще всего пекут именно такие. При этом начинку не кладут внутрь, а намазывают поверху, поэтому мое возмущение толщиной теста тоже оказалось несправедливым. Самые простые шаньги — со сметаной, но встречаются, например, с пшенной кашей или даже более странные. Шанежки уважал еще архангельский мужик Михайло Васильевич, но теперь их едят в основном в Сибири и на Урале. Пышные сдобные булочки продают и в ларьках, и в ресторанах. Не сказать, что для меня они стали феноменальным гастрономическим открытием. Булки как булки. Даже не столь экзотичны, как, например, пермские посикунчики, о которых не знают даже в соседнем Екатеринбурге. Но всё же что-то в них было — какая-то иррациональная древность, русский дух, намешанный на финно-уграх. Будто это не просто недоватрушки, а что-то неизъяснимо большее. Если честно, у меня даже поначалу язык не поворачивался произнести, и я с восхищением смотрела на пермских девушек, которые так легко выговаривают: «И шанежку нам принесите, пожалуйста!» Казалось, для этого надо здесь родиться. Иметь особенно приспособленный речевой аппарат. Уметь строить предложения наподобие далевской пословицы: «Доедай, кума, девятую-ту шанежку: мне однако от мужа битой быть!» Впрочем, как оказалось, это быстро наверстывается. Мы подъезжали к Москве. Меня разбудили пермские бабушки, которые проснулись на несколько часов раньше по своему внутреннему уральскому будильнику. Одна тискала за щеку упитанного внука: «Ах, какой ты у бабушки, шанежка румяная!»