Встать на пути
Чтобы понять, что такое Армения, надо послушать дудук. Армения звучит протяжно и тонко, надрывно, то подолгу зависая на одной ноте, то срываясь и обрушиваясь со всей силой куда-то вниз, чтобы внезапно оседлать новый порыв ветра и зазвучать на новой ноте. Так планируют орлы над армянским монастырем Ахпат. Его стены почти черные, им тысяча лет. Горы вокруг Ахпата в мае покрыты изумрудным лесом. Один из склонов такого же буро-черного цвета, как и стены Ахпата, вокруг его острых зубцов клубится дым.
Где-то за одним из зубцов скрыт от глаз новый корпус медно-химического комбината. Всего несколько лет назад его перенесли наверх из города Алаверди, раскинувшегося где-то далеко внизу, в глубоком ущелье.
Если спуститься вниз, откроется страшно-прекрасный вид на голую, облезлую гору и живые, яркие и сочно-зеленые соседние, от человеческих рук не пострадавшие. Раньше город и его кварталы наверху, на плато, связывала канатная дорога, сейчас она не работает, и только пара одиноких кабинок, зависших над городом, напоминают о былом. Комбинат в Алаверди отчаянно ненавидят и столь же отчаянно надеются восстановить в былом масштабе — как-никак это единственный весомый источник дохода для местных жителей.
«Припять», — поежился кто-то из моих спутников. И правда. Дорога тянется вдоль осыпающихся стен старого комбината. Окна выбиты, по огромной территории гуляет ветер.
Ветер, пустота, простор, где-то прекрасные, где-то пугающие, — первые впечатления от Армении. Дорога от границы с Грузией до Еревана ведет через глубокие ущелья, затем поднимается на плато с изумрудными полями, хоть кино про хоббитов снимай, вьется вокруг тысячелетних монастырей и крепостей (что ни комплекс, то под охраной ЮНЕСКО) и очаровательных деревень с домами с узорчатыми шторами на окнах. Через пять километров от этой кинематографичности не остается и следа — появляются полузаброшенные деревни, а трасса прекращается в проселочную дорогу. Ее преграждает отара овец, именно они здесь хозяева, и даже большегрузы становятся в пробку, ожидая, пока животные нехотя уступят дорогу машинам, послушавшись неторопливого пастуха.
Безымянная столовая на подъезде к Спитаку на этом фоне кажется инородным элементом. Город появится через несколько крутых поворотов, пока же глазу открываются холмы и снежные шапки гор где-то на горизонте.
Примерно 100 км от грузинской границы по здешним горным серпантинам и равнинам — это четыре часа в пути. Остановиться передохнуть толком негде. В городах (их по пути всего два) есть дорогие рестораны. Заправки встречаются редко, и те старорежимные, без признаков лишней цивилизации, ни перекусить, ни кофе выпить.
По крайней мере так говорит Арарат — наш водитель. Арарат родом из Алаверди, у него небесно-синие глаза, какие когда-то, по его словам, были у всех армян. Дорогу до Еревана он знает как свои пять пальцев, а в начале мая на своем минивэне успел за час до закрытия границы (революция — дело непростое) переправить немецких туристов в Грузию, чтобы они смогли улететь домой из Тбилиси. Нам везет — дороги открыли, премьер-министра выбрали, аэропорт работает. Хотя в этих пустынных краях ничто не выдает, что в стране волнения.
Столовая — блестящая стекляшка. В ее окнах отражается двухполосная дорога, магистраль, связывающая две кавказские страны. По ней спокойно и степенно едут фуры, их немного, встретить пару за полчаса — удача. Туристов, кажется, немногим больше. Хотя май — самое благодатное время для Армении: все цветет, солнце греет, но не припекает.
Любое придорожное кафе — энциклопедия жизни. Вернее, жизней. Тех, кто готовит еду, здесь — кисломолочный суп танов, чечевичную похлебку и долму. И тех, кто заезжает, чтобы передохнуть с дороги и плотно подкрепиться. Туристов и путешествующих своим ходом. Мимо проезжают только старенькие, как из музея, пузатые пазики. Людей внутри немного: мы своей компанией в 18 человек заняли почти весь зал, но таких компаний, по словам Арарата, в неделю здесь бывает две или три, не больше.
В меню понятные на всем постсоветском пространстве вещи: котлеты, картофельное пюре, гречка. Местный колорит — речная форель, шашлык из баранины, лаваш в корзинках (в любом количестве и даром), грузинские лимонады «Натахтари» и армянская минералка «Джермук», между ними затесалось варенье из фейхоа за какие-то 100 рублей за банку на наши деньги.
Хотя все кафе увешано красными логотипами Coca-Colа, холодильник с ней задвинут в самый угол, а бутылки на кассе прикрыты коробками с чаями. Кажется, кола здесь толком никого не интересует. Так, красивые надписи повесили, а налить забыли. И слава богу.
Чем ближе к кассе, тем больше сникерсов, орбитов, разнообразие растворимого «три в одном» и вовсе пугает. Но нет, надо всего лишь спросить — и через пять минут с кухни принесут маленькую чашку с ароматным, черным, густым кофе. Местные путешествующие, конечно, об этом знают, а вот туристы и даже компания дальнобойщиков, сидящая в углу (на их большегрузах питерские номера), смотрят с завистью: а что, так можно было?
Я выхожу с кофе на улицу и присаживаюсь на ступеньку. Где-то позади, в зале, остаются мои спутники, водители трех большегрузов и несколько таксистов.
Впереди — равнина, горы и трасса. Чашка кофе в моей руке — повод остановиться, оглядеться и осмыслить окружающее. Уложить впечатления, вытащить из вороха картинок, увиденных за день, главные. Для кого-то из оставшихся позади людей это кафе — лишь одно из вереницы закусочных по пути из пункта А в пункт Б. Возможность восстановить силы до следующей остановки. Но и для них на первом месте вовсе не мясо в тарелке.
В лучших придорожных кафе продают не еду. В довесок к котлетам идет время — на отдых, перезагрузку. Поэтому места, где хочется посидеть и потянуть это самое время, на вес золота.
И поэтому совершенно не хочется останавливаться у хлипких шашлычных или здоровенных ресторанных комплексов. Там вместе с кофе вы не получите спокойствия, ощущения безвременья.
И поэтому стеклянные стены этой безымянной армянской столовой так прекрасны. Даже наша большая и шумная компания постепенно замолкает, каждый погружается в собственные мысли и созерцание снежных гор на горизонте.
