Полнота чувств

«Знаешь, как в старину нанимали работника? Сажали за стол, наливали тарелку щей и смотрели, как он ест…» Под эту мантру я была вынуждена завтракать, обедать и ужинать все свое детство, класса до пятого. Я ненавидела есть, меня бы определенно не наняли ни в какие работники. Нельзя, впрочем, сказать, что я к этому стремилась. Видимо, это называется анорек­си­ей, и иногда (особенно ближе к ночи, а еще в этих подлых примерочных) я почти жалею, что этот модный недуг у меня совершенно прошел. Теперь-то у меня с аппетитом все отлично (особенно ближе к ночи, вот именно), при необходимости легко смогу наняться в сельскохозяйственные рабочие — сеялкой или веялкой. Даже родная мать, наливая мне тарелку супа, говорит: «Ну хлеб ты, естественно, не будешь?» Да, я никогда не ем суп с хлебом, я ничего не ем с хлебом, в крайнем случае я ем просто хлеб, если он того стоит. Но все равно как-то бестактно каждый раз напоминать, что я больше не выгляжу истощенной. Лучше бы она опять, как сто лет назад, сказала: «Только давай уж ешь по-человечески, с хлебом, с маслом!» А я бы сказала: «Да что ты, в самом деле, мам, я даже не помню, когда вообще в последний раз мазала масло на хлеб…» А она бы: «Но, деточка, ты ведь такая худенькая!» А я… Ладно, я решу, что она издевается, какая там худенькая, она же не слепая.

Женщины, затравленные мыслями о калориях и жировых складках, органически не могут быть по-настоящему хорошими кулинарами. Как приготовить хороший французский соус, если уже от надписи на пакете со сливками «жирность 33%» становится физически дурно? Мужчинам, как ни странно, еще сложнее: вступив на путь борьбы с обжорством, они теряют всякое сексуальное обаяние. Как-то летом я почти втюрилась в одного любителя жареного мяса, довольно страхолюдного, но ужасно, как мне казалось, прекрасного. Потом мы какое-то время не виделись, а потом, уже осенью, я даже не сразу узнала человека. Как-то его стало меньше, и лицо осунувшееся, а глаза — как у спаниельки. И трезвый, чего раньше не наблюдалось. «Все очень просто, — от­ветил он медленно и торжественно на (никем, между прочим, не заданный) вопрос. — Просто исключил продукты, содержащие дрожжи». Откуда исключил, почему? Зачем? «И не ем после семи. И вот результат — минус десять кило!»

Лучше бы он продолжал пухнуть на своих дрожжах, если честно. Но не скажешь же такое человеку прямо в лицо. Да и что это теперь изменит?