За далью даль

Кумир моей семьи — блондинка Фиби Буфе (персонаж великого ситкома «Друзья», если кто не знает) умеет печь шоколадное печенье — лучшее в мире. Но она печет его не слишком часто, только по особым случаям. А почему? «Чтобы не обижать другие печенья».

Полоумное, конечно, объяснение — да и Фиби и есть полоумная. Но в чем вся прелесть чокнутых — логика у них железная. Лучшее враг хорошего — в мире еды этот закон работает жестко.

После самого замечательного в мире шоколадного печенья другие весьма достойные печенья низводятся до жалкого уровня троечников — еще бы им не было обидно. А что делать? Вот некоторые люди покупают в кондитерских пирожные «наполеон», меня и в гостях пытались ими угощать. Не хочется даже пробовать, потому что моя бабушка делала торт «наполеон» такой нежности (из покупного слоеного теста и покупного же заварного крема в пакетиках), что все другие так называемые «наполеоны» выглядят жирной грубятиной.

Или манго: те, что продаются в окрестностях Киевского вокзала, казались очень даже чудесными, пока… ну, в об­щем, на самом деле они тоже годятся — в салат, например.

После свежевыловленной рыбы невозможно воспринимать всерьез размороженную, после сладких южных помидоров противно да­же думать о бледной тепличной кислятине, и вольно клевавшая травку курица своей смертью во имя бульона попирает всякий смысл существования гипсокартонного фабричного бройлера.

Можно (добровольно) перейти на самую простую пищу, но невозможно (добровольно) ­пе­рейти на такую же, но худшую. Акриды? Пожалуйста, но только пусть это будут свеженькие, хрустящие акриды!

Впрочем, вкусы тоже изощряются, и неумолимо: человек, выросший в творожно-картофельной Вологодской области, страстно увлекается пряной грузинской кухней, чтобы ­че­рез некоторое время перейти на итальянскую, затем на французскую, потом перебирает все более утонченные азиатские ­варианты, подумывая об эфиопской… мечтая о венерианской, меркурианской, сатурнианской…

Довольно увлекательно, но и чревато — полным пресыщением и потерей интереса; и это на самом деле настоящая человеческая трагедия — вроде импотенции, или полного ­не­желания пересматривать сериал «Друзья», или чего-то в этом роде.

И тут поможет только один великий кулинар, а имя его — голод. Неделя воздержания — и слезы счастья ­навер­нутся на глаза от вкуса постного риса, приправленного каплей сливочного масла и щепоткой черного перца.