Мидиевистика

Я никогда не любил гадов и субпродукты. Причем гадов, скорее всего, именно за ­схожесть с субпродуктами. Против мышц и мяса я ничего не имею.

Но это не значит, что я не совершал попыток сблизиться и полюбить. Нелюбовь — сильное чувство. Да и любопытство тоже. Вместе они заста­вили меня однажды съездить по устрицы в Аркашон — самое правильное место для знакомства. Взял полдюжины. Действовал по учебнику: выдавливал в каждую сок лимона, запивал ледяным белым вином. Но главным блюдом на том пикнике оказался хлеб. Без него я бы не справился. А ведь читаешь Хемингуэя — сплошное удовольствие…

Возможно, дело в том, что устрицы живы, — их едят, а они глядят. С мидиями сблизиться должно быть проще. Главное — выбрать правильное место. Бельгия, Испания — чересчур очевидно. В качестве дичи забрезжил было Китай, но тут подвернулась Чили. Так вышло. Тот самый указующий перст судьбы.

* * *

На трансатлантическом рейсе Мадрид — Сантьяго народу столько, будто войска 1-го Белорусского фрон­­та вышли к Рейхстагу и падение цитадели Шпандау и Башни зоопарка — дело нескольких часов. Собственно, беглые нацистские преступники, генерал Пиночет, терпкое красное вино — это почти все, что я знаю о Чили. Ну еще плюшевые мини-верблюды ламы, пингвины без особых характеристик да Патагония — скорее как таинственное слово, чем конкретный образ, «Дети ­капитана Гранта»… Вряд ли вы знаете больше. На самом деле ­европейцы, в основном испанцы и немцы, летят из зимы в лето поглядеть на отел ледника на юге, повидать марсианский ландшафт пустыни Атакама, навестить винодельни — да мало ли что, вот разве о мидиях вряд ли кто-то из туристов вспомнит. Как ни удивительно, аэропорт на другом конце света, у антиподов, больше всего похож на обычный аэропорт с причудами: в списке запрещенных к ввозу продуктов через запятую идут фрукты и духовые инструменты. Но кроме этого ничто не говорит о том, что я черт знает где. Разве что солнце палит как из снайперской винтовки — точно в бледнолицых.

Центр Сантьяго напоминает Бордо, торговые улицы — Арбат без матрешечников и продавцов ушанок. Кафе — преимущественно сетевые фастфуды. Музеи и привычные туристические лендмарки сметены землетрясением (по крайней мере так уверяют местные). Центровой фонтан набит детьми, у бортика мурлычет колченогая певица, сектанты борются за души христиан, установив друг против друга мощные саундсистемы, — словом, все как везде. Лезу под подол Девы Марии — стоит на горе, что твой Христос в Рио. Под горой — тусовочный район Бельявиста c красотками, студентами, кафе и барами, дальше мутная река и рассыпанным горохом — двухэтажные домики до гор, тонущих в смоге. Есть парки, фонтаны, река, будет сити с сейсмоустойчивыми небоскребами и прочими признаками экономического роста. Нет только мидий. К ним на юг приходится лететь на самолете.

* * *

Народу снова битком: всем нужно поближе к вулканам, озерам, китам и альпийским шале. В аэропорту Пуэрто-Монта пересаживаюсь в пикап — ничего адекватней для здешних краев не придумать. Расстояния огромные, плотность населения смешная, рельеф забористый. Главное национальное шоссе (по-местному — рута) 5 идет с севера Чили, ровно от границы с Перу, строго на юг, к Огненной Земле, но, пройдя через две трети страны, вдруг свора­чивает к острову Чилоэ — логову мидий. Моста на остров, где живут 150 тысяч человек, нет как нет, зато на пароме ловится отличный бесплатный вайфай, какой и в Париже встретишь не всюду.

И вот наконец правильное место для инициации — остров, где каждый (или почти каждый) житель имеет дело с мидиями от рассвета до заката всю сознательную жизнь. И все это — на краю света. Буквально.

В столице Чилоэ Кастро выбираю кафе над обрывом. Под ним — залив и отлив: лодки лежат, завалившись на бок. Вдоль берега — дома на ку­рь­их сваях, палафиты. И то и другое из-за высоких океанских приливов. Приносят блюдо гигантских мидий, размером похожих на нулевые, самые огромные устрицы. На подхвате булки с маслом и ост­­рый соус чанчо. Все обставлено почти так же, как год назад во время моего устричного фиаско. Для храбрости беру стакан писко-сауэра — веселого (куда там вашему мохито!), забористого, ледяного коктейля из местной виноградной водки писко. Что ж, разница есть: упругая приветливая плоть вместо ледяной слизи, теплый сок из створки не без помощи булок и соуса кажется вкусным, да и вообще ясно, что с этими раковинами проще, веселей и интереснее, чем с фин-де-клерами.

* * *

Большинство мидиевых ферм расположено на внутренней, повернутой к материку восточной части острова. Поселки на Чилоэ редкие, дома простые, без затей, а потому красивые. Пейзаж напоминает Новую Зеландию с рекламы сливочного масла — зеленые холмы, барашки, вечный дождик.

C холмов фермы выглядят как грядки на воде. На деле оказывается, что это цепочки из балло­нов или пенопластовых блоков, от которых в глубину уходят «чулки» — канаты из мидий. Сначала в чулки помещают «рассаду», а после мидии-подростки прорываются наружу и живут на чулке гроздьями.

На баллонах, к которым крепятся чулки, на солнце греются морские львы. Приблизиться, пусть да­же без мотора, почти на цыпочках, нет шансов — лева сваливается в холодную и чистую морскую воду, чтобы вынырнуть у другого поплавка.

Медитативные, раздумчивые пейзажи (еще чуть-чуть — и забрезжит среднерусская полоса), отражения, туман и мидии, мидии, мидии… Недолго и са­мому стать если не львом, то котиком.

Я посмотрел на мидий-крошек, мидий-подростков, спаривающихся мидий, зрелых — не таких, кстати, огромных, как в давешнем кафе. Видал плавучий понтон, что собирает урожай: все, что наросло на чулок, срывает особый агрегат, урожай пакуют в мешки или контейнеры, а баржа отвозит все добро на обработку на завод.

И раз уж мое знакомство с мидиями зашло так далеко, то останавливаться неспортивно. И вот я в спец­комплекте — заводская антисептика на ми­диевом ­заводе достойна средней московской больницы: в каждую зону нужно переоблачаться и на­мываться заново. После мойки и обдирания водорос­левой бороды те мидии, что идут «на мясо», полторы мину­ты обрабатывают паром. Вкус у мяса нежный, ощущения у меня порочные — съедал бы каждый день на завтрак по дюжине таких младенцев.

Рядом конвейер, где бригада очень вдумчивых рабочих, напоминающих хирургов на галерах, отдирает от каждой ракушки по створке, а это куда сложнее, чем просто вытащить моллюска из перла­мут­рового плена. Дальше все просто: мидию вместе со створкой моют, мгновенно замораживают, обливают водой для блеску и пакуют. От моря до коробки считаные часы, я даже не успел проголодаться. В консервном цехе та же недолга: моллюсков (на этот раз — огромных) моют, коптят и топят в масле — быстро, просто и эффективно. Вкусней консервов в Чили я не встретил.

Вот, кажется, и все, вопрос закрыт. Мы с мидиями знакомы, подружились, и я знаю о них почти столько же, сколько любой продавец в каком-нибудь нестыдном рыбном магазине. А это даже несколько больше, чем я собирался узнать. Пора бы на другой конец острова, к ламам (говорят, тут их нет вовсе) и пингвинам. Но, будто в квартире, откуда дезертировали в спешке, натыкаешься то на забытый запах, то на недочитанную книжку, то на царапину на двери с историей, в дороге ­мидии меня не отпускают. Я то и дело попадаю в кафе, где каждому гостю еще на входе выдают пирожки эмпанадас с пылу с жару, начиненные, естественно, мидиями; на рынке встречаю «чурчхелу» из копченых мидий, а хлебосольные фермерши наливают мне плошки главного гастрономического специалитета острова Чилоэ — куранто, сборную солянку, тоже ясно, с чем. Не удивлюсь, если узнаю, что местные дети едят не конфеты, а какие-нибудь мидии в карамели.

* * *

В общем, пингвина я так и не обнял — подойти к нему близко еще сложнее, чем к морскому льву, да и ростом здешние пингвины не вышли. Кому охота обниматься с кем-то вроде курицы?

Ламы нашлись. Но искать их и рассматривать оказалось интереснее, чем общаться.

Ложусь на обратный курс. Последняя остановка — Пуэрто-Варас. Никаких больше мидий. Только писко-сауэр. Вулкан и писко-сауэр, озеро и писко-сауэр, писко-сауэр и огромный кусок коровьего мяса.

В Москве первым делом иду в лучший рыбный — посмотреть, не завезли ли мидий.