Кто кормит бездомных в Москве
Олега Ольхова вы знаете в том числе по мастер-классам, которые он проводил на страницах «Еды». Он рассказывал нам, как делать тюрю, ботвинью и ягодный квас, как варить суп из белых грибов и печь тонкие блины на молоке. А еще Олег вел передачу «Монастырская кухня» на телеканале «Спас».
Но уже много лет он занимается малозаметным, но очень нужным делом: кормит бездомных. Причем начал делать это, когда работал шефом ночного клуба.
Редактор «Еды» Марина Шаклеина провела с Олегом и его соратниками несколько дней в разные месяцы и сняла, как это все происходит.
Выхожу на Курской напротив «Атриума». Его светлая громада, переливающаяся огнями, кажется гимном успешной жизни. Я жду Олега Ольхова, он чуть запаздывает, давая мне возможность разглядеть людей, выходящих из торгового центра с яркими пакетами, и машины, стоящие в очереди на парковку. В сотне метров вокзал, сейчас красивый, блестящий и вылизанный. Но лет двенадцать назад все было по-другому.
Встречаю Олега. До прошлой осени он работал шеф-поваром Свято-Данилова монастыря, где в том числе готовил еду для бездомных. Хотя заниматься этим делом он начал задолго до того, как попал на монастырскую кухню.
Сегодня мы идем на одну из его точек — в вагончик при храме Святого апостола Иакова Заведеева в Казенной слободе.
«Я в 2006-м работал вот тут, — мы проходим мимо стекляшки с вывеской Burger King. — Тогда здесь клуб был, Boar House. Ну вот, я, шеф-повар, и начал на его кухне готовить для детей-беспризорников. Тогда их на Курском много было, жили они коммунами под платформами.
Потом мне начали помогать. Кто-то готовил у себя дома и привозил еду мне. А я готовил на кухне ресторана. Можно сказать, налево, конечно; но управляющий все знал, против не был. Часто отдавал то, что оставалось после рабочего дня или после корпоративов. После праздников бывали целые котлы салатов, например. Управляющего сменил другой, и тот сотрудник был не столь добр. Однажды меня поймали за выносом какого-то супа (варили его из остатков и продуктов, купленных на пожертвования), вот был скандал! Хотели на меня воровство повесить, вызвали милицию. Но в итоге все поняли, согласились и дали добро кормить бездомных.
Сначала мы кормили только детей, но потом стали подходить взрослые бездомные. Не откажешь ведь. Готовили дома в огромных кастрюлях, купили армейские баки-термосы, начали готовить больше. Постепенно стали кормить не только на Курском, но и на других вокзалах, да и просто на улицах».
Так появилась организация, которая сейчас носит сложносочиненное название «Православное народное движение «Курский вокзал. Бездомные, дети». Олег ее курирует. Бездомных детей на улицах столицы давно уже нет, но бездомных взрослых на улицах меньше не становится.
Все это Олег рассказывает, пока мы петляем по дворам. Минут через семь выходим к большому желтому храму.
В вагончике в Яковоапостольском два окошка: в одном выдают одежду и предметы гигиены, во втором — чай с печеньем, конфетами, шоколадом и прочими сладостями. Раньше тут была и более основательная еда, но местные жители начали жаловаться на мусор в своих дворах, и раздавать ее перестали.
Две очереди, обе монотонные, черно-серые. Холодно, люди кутаются в куртки и шарфы — те, у кого они есть. У кого нет — просят выдать. Кому-то везет, из окошка появляются толстые свитера с высокими воротами. Кому-то нет — размер кончился или цвет не нравится. Да, люди в очереди не лишены выбора, а главное, не лишены желания выбирать.
Заходим внутрь, чтобы оставить рюкзаки. Олег быстро прячет их на верхнюю полку: «Был у нас случай. Пришел волонтер, положил варежки на стол, через полчаса хвать — а нет их, уже отдали кому-то из подопечных. Поэтому свои собственные вещи мы запрятываем подальше, чтобы под руку не попадались».
Подопечными здесь называют людей, нуждающихся в помощи. И далеко не все из них бездомные.
У некоторых действительно нет крыши над головой — в Москве. Но есть, например, в Мытищах или других недалеких от столицы городах и населенных пунктах. 90% подопечных Ольхова (и вообще бездомных и нуждающихся) — из регионов и стран СНГ.
Из Подмосковья в Москву приезжают пенсионеры, которым не хватает на жизнь пенсии. А тут тебе и бесплатная одежда, и сытная еда; при желании — хоть три раза в день, а если повезет, то и с собой дадут.
Приезжают и из далеких деревень — бомжевать и зимовать. «Помню, одной зимой на «Чкаловской» около ветродуя жила бабушка из Брянской области, — вспоминает Олег. — Там у нее был дом в деревне, но колоть дрова и топить было некому, да и за едой ходить тяжело. Ей проще было ночевать в переходе в метро и несколько раз в день питаться в точках для бездомных. Так она отказывалась от любой помощи, хотя мы, например, предлагали ее в дом инвалидов определить. «Зачем, — говорила, — у меня же есть дом, просто жить там не хочу».
История звучит дико, но мгновенно косвенно подтверждается. «Да у меня пенсия восемь тысяч, а коммуналка три, на остаток разве я проживу, — делится с кем-то очень опрятного вида женщина из очереди. — Да еще заболела и поправилась, а на какие деньги мне новый гардероб покупать? А еду? Вот я и езжу сюда с контейнерами, хоть не голодаю. А мне дубленку не поищите?» — переключается она на волонтера в окошке.
Пытаюсь угадать по внешности, кем могли быть эти люди в очереди в прошлом, — и не угадываю. Интеллигентный пожилой человек с николаевской бородкой, одетый в легкое пальто с высоким воротом, по-французски перекинувший шарф на одно плечо, оказывается не художником, а сварщиком. Молодой приятный мужчина с точеными чертами лица работал гардеробщиком в Боткинской больнице, пока у него не украли паспорт. Заросший седой щетиной мужчина в безразмерном свитере и болтающейся дубленке, потрескавшейся от времени, был военным, в юности служил в Афгане, в 1990-е — в Чечне; на улице оказался, когда брат выписал его из квартиры. Одни рассказывают истории с удовольствием, вторые меня сторонятся и огрызаются на тех, кто более открыт и доброжелателен.
«Ух, погода! — морщится невысокий полный мужчина с очень подвижным и ясным взглядом. — В Берлине-то сейчас уже градусов десять. Я там полжизни прожил, вот там на улице не замерзнешь, как у нас. Что вы, я там не на улице жил, строителем работал. У меня и тут квартира есть, но работы нет, да еще мать больная, вот и собираю еду, где могу».
Распространенная схема того, как люди оказываются на улице, проста: люди приезжают на заработки, их обманывают работодатели, оставляя без зарплаты (чаще всего за несколько месяцев) и часто без документов. За время ожидания выплат люди проедают все, что привезли с собой, и оказываются на улице. Возвращаться домой одним не на что, вторым психологически тяжело, страшно и неловко. Настолько, что уличная жизнь становится для них более безопасной, чем возвращение домой из непокоренной столицы. В реальности всем им можно помочь — помочь восстановить документы, позвонить и купить билет домой, найти работу. Главное — желание выкарабкаться. Но его у тех, кто застревает на улице, с течением времени становится все меньше.
«Вы не думайте, — говорит мне молодой мужчина, назвавшийся Антоном, — мы же не бомжи какие-нибудь, мы — уличные. В чем разница? Тем вообще на себя плевать, это они не моются, спят в подъездах и ничего не хотят с этим делать. Уличные, такие, как я, например, — мы пару раз в неделю ездим мыться, при возможности ночуем в ночлежках, я вот документы восстанавливаю. Мы сами бомжей не любим, им ничего от жизни не надо».
Вторая категория бездомных — люди с психическими отклонениями. По закону помещать людей в психиатрические клиники без их согласия нельзя. Поэтому некоторые просто выгоняют своих родственников на улицу, мол, что с них возьмешь, сами ушли. Кто-то и правда забывает дорогу домой и оказывается на улице навсегда. Им можно помочь только медикаментами, одеждой и едой, реже — с поиском родственников.
Самые экзотические истории связаны с иностранцами. «Летом появился американец, молодой парень, — рассказывает Ольхов. — Приехал на чемпионат мира и отказался возвращаться в Штаты или обращаться в посольство за помощью («Наверное, с психическими отклонениями», — слышу комментарий от кого-то из волонтеров). По-русски не понимал, но где точки с бесплатной едой, узнал быстро. Попадались кубинцы, копты (это египтяне), их заманивали в Россию на работу, собирали с них последние деньги, а тут кидали. А копты — христиане. И вот они приходили в монастырь и говорили: мы же свои, хотим тут жить. Паспортов у них не было, а чтобы стать послушником в монастыре, удостоверение личности нужно. Или еще одна странная история. Иранец, лет пятьдесят ему было. Сбежал из Ирана непонятно почему, возвращаться не хотел, знал английский, но не очень хорошо. Пришел он в Свято-Данилов монастырь, и его сразу направили ко мне. Был он в таком легком пальтишке, в летних ботиночках, а на улице зима. В итоге что-то ему нашли — работу за еду и проживание».
Сейчас с едой для нуждающихся в Москве все обстоит очень неплохо. По крайней мере, так утверждают волонтеры: различные организации в столице в день кормят в трех-пяти разных местах, голодным не останешься. Кормят православные организации: например, «Небом живы» четыре раза в неделю на «Киевской», «Кормушечка» (в ней состоят прихожане Донского монастыря) кормит по пятницам и воскресеньям на «Павелецкой». Кормит католический «Каритас», кормят протестанты и кришнаиты. Кормят и последователи совсем непонятных конфессий: «Порою кажется, что человек сам придумал учение, наварил еды, пришел, раздает ее и проповедует», — говорит Ольхов. Сытый голодного не разумеет, и за горячий наваристый суп можно послушать все что угодно.
Терпеть толпы страждущих у себя под окнами три раза в неделю готовы немногие. Поэтому места кормления периодически меняются. Чаще всего из-за жалоб местных жителей — не только на толпы людей не всегда опрятного вида, но и, главное, на мусор. Так, волонтеры под руководством Ольхова раньше раздавали еду на площади трех вокзалов и в вагончике в Яковоапостольском, но из-за реакции жителей лавочку в прямом смысле пришлось свернуть: люди разбрасывали пластиковые миски по переулку и близлежащим дворам. Сейчас в Яковоапостольском полноценной еды нет, лишь печенье и чай со сгущенкой. А кормление перенесли на Павелецкий и Курский вокзалы. «Увы, это все часто вызывает волну протестов, — говорит Ольхов. — Даша Алексеева, владелица благотворительных магазинов Charity Shop, пыталась открыть прачечную для бездомных близ Савеловского вокзала, но местные жители выступили против».
Волонтеры организации, курируемой Ольховым, готовят еду дома (что непросто, потому что зараз, например, на Павелецком вокзале, раздают до 40 литров супа, а еще хлеб, печенье, шоколад и около 20 литров чая). Часть еды готовят на кухне Свято-Данилова монастыря. В 2008-м году келарь монастыря предложил Олегу готовить еду у них, а раздавать — вне стен монастыря. Через некоторое время Ольхов и вовсе стал шеф-поваром монастыря и был им вплоть до сентября 2018 года. Сейчас еду для бездомных на кухне монастыря готовят по-прежнему, и руководит этим делом Олег.
Меню небогатое — чаще всего это супы, наваристые, густые. Варят их, используя то, что осталось после трапезы сотрудников монастыря, а также пожертвованные продукты. Густоты и калорийности добиваются за счет картошки, круп и овощей — они в супы обязательно добавляются. Макароны — реже: они разбухают и занимают много места, а пользы от них меньше. Чаще всего супы получаются постными, потому что основа, бульон, в монастырях именно такая. И еще потому, что мясо стоит недешево, а готовить нужно на 60 человек. Именно поэтому волонтеры, готовящие у себя дома, тоже, как правило, ограничиваются постными вариантами супов. Но если среди пожертвованных продуктов попадутся тушенка или курица, тогда будет пир. Так, перед Новым годом неизвестный пожертвовал 20 кур: мясо пустили на оливье, а каркасы — на бульон. Церковные посты для бездомных не действуют, не зря говорят: голодному пост — что пьяному молитва. Так что даже если в пост на кухне окажется мясо, оно обязательно пойдет в дело.