Вода чистой воды

В Порт Байкал на Устьянском мысу (бывший Малый Баранчик) пару раз в день ходит паром из Листвянки — он пересекает майну, огромную полынью в истоке Ангары. Остальной Байкал, все огромное озеро, покрыто льдом. В апреле — уже серым, готовящимся вскрыться, но по нему еще ходят люди, рассекают лыжники, мчатся, как могут, мотоциклы с коляской: главное — не снижать скорость, чтобы не провалиться. Официальное название парома — «Байкальские воды», но местные называют его «бабой-ягой» — такой же, поясняют, страшный. На судне помещается немного автомобилей, пара десятков людей.

Кроме него и мотоциклетных рейсов, единственная дорога, которая соединяет Порт Байкал с цивилизацией, — железная. Раньше она вела от Иркутска вдоль Ангары и сворачивала у истока реки направо — чтобы дальше идти по байкальскому берегу к Слюдянке на западном конце озера. Но потом до Слюдянки построили из Иркутска путь напрямую, а чуть позже Иркутская ГЭС затопила ангарский участок — таким образом, Порт Байкал оказался в тупике: по красивейшей Кругобайкальской железной дороге раз в сутки приезжает из Слюдянки пригородный поезд — «матаня», она же «передача». Иногда паровоз возит туристический состав.

Поселок состоит из разбросанных по берегу и четырем распад­кам деревянных домов, собственно порта и небольшого комплекса производственных зданий: это завод «Легенда Байкала», который первым — еще в девяностых — начал бутилировать байкальскую воду. От него куда-то в середину озера, по направлению к снежным и нежно-голубым бурятским горам, уходит по льду ряд лунок с вешками. Так прокладывают вторую трубу для забора воды. Первая труба лежит уже давно, ее оголовок, то есть конец, — в полутора километрах от берега и приподнят с помощью поплавков на сто метров вверх. На заводе мерно и круглосуточно шумит насос, качающий воду, — запертая в производственных трубах и емкостях, она через несколько этапов очистки попадет в бутылки. Которых не найти в иркутских магазинах: их везут в Москву (там вода продается под именем «Сила Байкала») и в Китай (где она переходит на английский: «Earth Well»).

Зато в Иркутской области — и не только в ней — продается много воды с Байкалом в названиях: «Жемчужина Байкала», «Волна Байкала», «Священный Байкал», даже просто «Байкальская». Вся она добывается не из озера, а из скважин — иногда рядом с озером, а иногда — в сотне километров от озера, — но наполняется какой-то неведомой магической силой, если ее связывают с Байкалом. Это, конечно, говорит прежде всего о том, что в массовом сознании хорошо закреплено: байкальская — значит, вкусная, полезная и, самое главное, чистая. Но у воды есть конкретные свойства, которые наделяют — или не наделяют — слова значением. Они становятся особенно важны, когда за литр воды просят, например, сто рублей, а «Сила Байкала» стоит около того.

«Мы берем воду из линзы озера, — объясняет заместитель генерального директора по качеству Артур Владимирович Марков в цехе водоподготовки. — Это участок примерно от трехсот метров под поверхностью озера и дальше вниз до пятисот. Именно поэтому труба, которая идет по дну, потом поднимается вверх. Считается, что вода с поверхности Байкала проникает в линзу через десять-­четырнадчать лет, очищаясь водными организмами, а сама линза полностью обновляется раз в сто лет. То есть сейчас мы берем воду, которая еще не испытала антропогенного воздействия. Что здесь сто лет назад было? Ничего не было — телеги и лошади. Ангару пешком в болотниках переходили: это уже потом, когда построили ГЭС, уровень озера поднялся на метр». Еще байкальская вода богата кислородом. «Если бы в ней были органические примеси, кислород пошел бы на их окисление: это тоже показатель чистоты и физиологической полноценности — кислород нужен организму для метаболизма. Но в то же время эта вода бедна фтором и йодом, а вода высшей кате­гории по ­ГОСТу должна быть ими богата, так что мы их добавляем, — он показывает мне две купажные емкости. — Вообще, природной воды высшей категории не бывает: либо нужно что-то отбирать, либо добавлять. Но чем ­хороша байкальская вода — у нее отбирать точно ничего не надо. Ни­каких осмосов ни в коем случае — а весь Запад ­работает на осмосе. Берут воду из централизованного водопровода, полностью разрушают структуру и вводят раствором все, что потом написано на этикетке в химическом составе. Мы воду очищаем элементарной механической фильтрацией, это стандартная схема водоподготовки. Также ­должен быть ультрафиолет. Но ни то ни другое не влияет на свойства воды, а вода помнит, что с ней делали и как обрабатывали. Ведь живая клетка воспринимает воду определенной структуры, чтобы забрать ее в цитоплазму. Когда человек употребляет воду нарушенной структуры, клетка затрачивает энергию, чтобы ее структурировать». И Артур Владимирович углубляется в энергоинформационные слова, у которых, может быть, и есть значения, но наука о них пока не знает.

Поэтому для точности я отправился к науке — через Ангару, в Листвянку, в Байкальский музей Сибирского отделения РАН. В кабинете его директора, лимнолога Владимира Абрамовича Фиалкова, висит огромная и очень подробная карта озера. Показывая на нее, он начинает мне объяснять устройство байкальской воды: «Она сверхпрес­ная — ее средняя минерализация всего около ста миллиграмм на литр. Почти дистиллированная: я помню времена, когда ее заливали в аккумуляторы, — так что еще вопрос, насколько она полезна и можно ли ее пить много. В ней очень мало кальция, зато много кремния, потому что его много в окружающих массивах. Понятно, что это вода, собранная из источников вокруг Байкала — в него впадает триста тридцать шесть рек, а вытекает одна Ангара. Озеро находится в климатической зоне с низкой биологической продуктивностью, это не тропическая Танганьика — где просто не хватает кислорода, чтобы переработать всю ­органику, и поэтому глубже двухсот метров там сероводород, как в Черном море. А Байкалу повезло: в него поступает очень мало органики, кислорода в избытке, и вода насыщена им от поверхности до дна». Кроме того, основные реки, текущие в озеро, достигли базиса эрозии: давным-давно потоки несли осадки с крутых гор, и мутность воды в Байкале порою была такой, что водная флора прекращала фотосинтез. Но постепенно русла углублялись и теперь направлены почти горизонтально, так что в озеро поступает прозрачная вода: даже довольно мутная Селенга, которая дает ему примерно половину воды, большинство наносов оставляет в своей обширной дельте.

Насчет линзы Владимир Абрамович высказался скептически: «Дважды в год, перед замерзанием и после вскрытия льда, вода в озере входит в состояние гомотермии. Во всей толще устанавливается примерно одинаковая температура — четыре градуса, — и если она совсем чуть-чуть понизится, например, сверху, огромные слои воды провалятся вниз — а вверх поднимется более теплая вода снизу. Идет активный круговорот, который насыщает воду кислородом практически до самого дна. Так что линза — довольно странная теория». А то, что завод берет воду с глубины четыреста метров и далеко от берега, — так это технология, придуманная как раз байкальскими лимнологами: в музейном аквариуме нерпы, удивительно большеглазые и пузатые байкальские тюлени, плавают в воде, добытой именно таким способом. «Там вода просто всегда физически чище: когда начинается даже небольшое волнение, по подводным береговым склонам начинают стекать мутьевые потоки. И, кстати, здесь, в Листвянке, такое место, что не обязательно брать воду на большой глубине: Ангара, выходя из Байкала с большой скоростью, создает эффект пульверизатора — подсасывает воду снизу. Именно поэтому майна у истока никогда не замерзает: это теплая глубинная вода».

Байкал переливается через край и утекает Ангарой, которая через шестьдесят с небольшим километров достигает Иркутска: из кранов в этом городе течет, в общем-то, то же, что разливают в бутылки. Зачем же нужна бутилированная вода? Ответ на этот вопрос я искал уже в Москве, городе с наибольшим в стране количеством экспертов по питьевой воде на душу населения.

«Семьдесят процентов населения России получают воду из поверхностных источников, которые меньше защищены от антропогенного воздействия, чем подземные, — рассказала мне Руфина Иринарховна Михайлова, заместитель директора НИИ экологии человека и гигиены окружающей среды имени Сысина. — Эта вода в обязательном порядке проходит водоподготовку, куда входит хлорирование, благодаря которому мы сейчас не страдаем от эпидемий. Но хлор с органическими веществами образует хлорорганические соединения, которые обладают канцерогенными свойствами. Плюс разводящие сети в большинстве городов нуждаются в замене — воду портят старые трубы, по которым она идет к кранам». Так получается, что воду в процессе очистки и доставки избавляют от одних примесей и в той или иной степени загрязняют другими. Их можно убрать обычными бытовыми фильтрами для воды — и их же убирают крупные компании, превращающие воду из источников центрального водоснабжения в воду улучшенного качества.

Антропогенных примесей нет в воде, которую добывают из-под земли из защищенных горизонтов. «Взаимосвязи между глубиной скважины и защищенностью нет, — говорит Наталья Васильевна Остапенко, эксперт Союза производителей бутилированных вод. — Скважина может быть глубокой, но брать воду из незащищенных горизонтов. Главное в этой воде — что она природная: создала ее природа определенного состава, и производитель должен ее именно в таком составе донести. Разрешается убирать только нестабильные элементы вроде железа и марганца, которые влияют на органолептику». Главное требование для воды в бутылках — сделанной из водопроводной или добытой из скважин — она должна быть безопасной: без патогенных организмов, без радиации, с безвредным химическим составом.

То есть чистая вода в бутылках — это в любом случае вода очищенная. «Очищается она одними и теми же стандартными технологиями, — рассказывает Юрий Николаевич Гончар, директор Главного контрольно-испытательного центра питьевой воды. — Если это вода высшей категории, допускается только механическая очистка. Для всей остальной воды есть сорбция, ионный обмен, озонирование и ультрафиолет. Активированный уголь сорбирует хлор и запахи. Ионообменные смолы, через которые пропускают воду, ее смягчают: соли кальция и магния — соли жесткости — оседают, а соли натрия попадают в воду. Озон — мощный окислитель, он уничтожает все известные микроорганизмы и обезжелезивает воду. Ультрафиолет снижает микробиологическое загрязнение — им обраба­тывают и воду, и тару». Тара — это особенно важно, потому что даже ­самая лучшая вода в грязной таре теряет свою ценность моментально.

Вопрос полезности воды, в отличие от ее безопасности, — вопрос дискуссионный. То есть вода, безусловно, полезна — в том смысле, что человек состоит из нее на шестьдесят процентов и проживет, если не пить, максимум пять дней. Дело в другом: вода — это не просто соединение водорода и кислорода, а водные растворы разного рода минеральных веществ, и мнения по поводу того, каким должен быть этот раствор, разделяются. «Пол Брэгг, например, призывал пить дистиллированную воду, — говорит Юрий Гончар. — В Америке вообще распространен такой подход — вода, которая ничего не содержит, ничего плохого челове­ческому организму точно не сделает, и ее можно пить неограниченно. И действительно, если человек регулярно ест свежие овощи и фрукты, начинает утро со стакана апельсинового сока или принимает поливитамины, то ему, наверное, не надо ничего дополнительного получать из воды».

Руфина Михайлова, работающая в институте, который разрабатывал санитарные правила и нормы для бутилированной питьевой воды, говорит, что введены они на основе многолетних исследований и разработок: «Смотрели, сколько поступает биологически значимых элементов с пищей, сколько с водой, и заложили их в нормы — чтобы вода содержала их в оптимальном количестве. Особенно важны фтор и йод: недостаток первого приводит к кариесу, а второго — к заболеваниям щитовидной железы. Именно поэтому в воде высшей категории эти элементы должны быть обязательно».

А что же вкус? Не ради ли вкуса в том числе покупают люди воду в бутылках? «На дегустации, — рассказал мне Артур Марков, — вода должна быть по нулям: нейтральный вкус, нейтральный запах. И при комнатной температуре, и при нагревании до шестидесяти градусов». Юрий Гончар вспоминает Жванецкого: «Интуиция с успехом заменяет информацию: организм сам скажет, что ему пить, а что не пить». Руфина Михайлова уточняет: ­«Человек выбирает по своему вкусу: там, где вода в водопроводе мягкая, он больше покупает в бутылках воду жесткую, и наоборот».

Байкальская вода действительно вкусна: мягкая, легкая и округлая. Хотя, может быть, я говорю это, потому что привык к жесткой московской воде — а байкальская мягкая. Мы пили ее на берегу озера в ожидании парома — и ели копченого омуля, которого нам за час приготовили в одном из поселковых домов. Директор по развитию Алексей Туснолобов рассказывал, что у нынешних владельцев завод появился как непрофильный актив, в довесок к очень крупному предприятию: «Но однажды наш генеральный привез отсюда в Москву воду и поставил у себя на кухне, для дочек: они воду просто так вообще почти не пили. Смотрит на следующий день — а воды нет». «И дочки уже большие», — пошутил фотограф Иван Пустова­лов. Мимо нас по дороге вдоль путей прошел ­человек, потом вернулся. Оказалось, что ходил к роднику, где, как он сказал, очень хорошая вода. То есть даже когда рядом самое большое в мире озеро с пресной водой, хорошей, чистой и вкусной, люди ищут воду еще лучше. Но — не в Байкал ли течет вода из того родника.