ЗОЛОТАЯ ТЫСЯЧА
Включить ингредиенты
Исключить ингредиенты
Популярные ингредиенты
Тип рецепта

Одна абсолютно счастливая деревня

Ферма «Горчичная поляна» в фотографиях Сергея Леонтьева
Одна абсолютно счастливая деревня фото
Фотограф
Сергей Леонтьев

Эти фотографии сделаны Сергеем Леонтьевым в 2011 году на ферме «Горчичная поляна».

Ферма принадлежит Александру Бродовскому, который в середине двухтысячных купил по случаю участок земли в глухом углу Тульской области. Рядом с едва населенным пунктом со странным названием Льва Толстого. Купил — и не знал толком, что с этой землей делать, пока ему не попалась книга австрийского фермера Зеппа Хольцера «Аграрий-революционер». Хольцер — проповедник пермакультуры, перманентного сельского хозяйства, которое превращает ферму в закрытую экосистему с правильным севооборотом, где не место минеральным удобрениям, пестицидам, гербицидам и антибиотикам как средствам роста скота. Такого хозяйства, от которого хорошо всем — и самой земле, и червякам, и травам, и скоту, и человеку.

Бродовский взялся за дело с масштабом. С первоначальных четырнадцати гектаров площадь выросла до тысячи: лес, поля, пойма реки Упы. Двадцать лет эта земля стояла без дела, брошенная людьми. Бродовский засеял поля кормовыми травами, злаками и овощами. Из Австрии привез коров, из Германии — свиней. И тех и других поселил на воле, огородив электропастухами поля и участки леса. Поставил крепкие деревянные постройки, спроектированные баварским экоархитектором Эрвином Вахтером. Одни — для свиноматочников. В других планировалось устроить пятизвездочный отель для агротуристов, но вмешался кризис 2008-го и превратил их в склады зерна и стройматериалов. Своим пермакультурным энтузиазмом Бродовский успешно заражал других — желающие жить в мире с чистой землей добирались к нему чуть ли не пешком за сотни километров.

Мы провели на этой ферме два абсолютно счастливых дня. Смотрели, как порядочные свиньи бродят в лесу между березками. Держали на руках недельных оранжево-коричневых поросят. Ходили по пойме Упы, желтой от сурепки, где поднимался густой туман и делал еще более свежими яркие утренние оттенки. Видели у реки косулю. На поле козлятника пробовали его фиолетовые цветы — такого же вкуса, как цветки акации после дождя. Узнавали у агронома Кати из Архангельска имена трав, про которые и не приходило в голову, что они как-то называются: овсяница, костер, ежа сборная. Медленно мигрировали по склонам в низину вместе в кудрявыми быками галловеями. Долго смотрели в поперечные инопланетные зрачки черного козла.

Во второй раз я побывал в «Горчичной поляне» летом 2015-го. За год до этого Бродовский сжег всех своих живших на свободе свиней. Две из них вдруг пали, ветеринар сказал, что это чума, ферму немедленно обнесли санитарным кордоном с душевыми кабинами и дезинфекцией, а от животных оставили только кучу пепла.

Овощей больше не выращивают: «Овощеводов нет. Нужны дехкане, — говорил мне разочарованный Бродовский. — Русскому мужчине нужно на коня и копье в руки, а ползать по земле целый день он не будет». Трое молодых ребят, которых мы застали в прошлый раз, уехали, не выдержав неустроенного быта. Поменялись, и не единожды, другие работники: одни обманывали, другие плохо работали. Бродовский, как понял я из разговоров с ним, быстро и сильно очаровывается (любимые его слова в описании людей и того, что они делают, — «потрясающий», «великолепный»), но очень часто и серьезно разочаровывается — так было и с Зеппом Хольцером, которого теперь называет едва ли не шарлатаном, и с другими.

Хитроумные экопостройки окончательно стали памятниками мечте о золотом веке. Из животных остались козы, овцы и быки с коровами. Мясной цех теперь работает только на говядине, и с этим тоже сложности: не все едят исключительно говяжьи колбасу и сосиски; но Бродовский освоил изготовление бургеров. На землю теперь зарятся охотники до чужого хорошего, и Александр юридически разделил ферму на две части: «Чтобы труднее было отобрать». Но здесь по-прежнему упорно занимаются органическим земледелием.

«Мы — новые сельские. Нас довольно много, людей, которые заработали денег и занялись сельским хозяйством», — говорил он мне, когда повез показывать Татарский брод — место, где, по преданию, переправлялись через Упу татары, когда шли на Козельск. Река, вся в ивах, бурлила, спешила к Оке. Александр рассказывал о начале своего предпринимательства. О том, как в «Артеке» выменивал у монгольских пионеров что-то на их красочный «Монгол Шуудан». Потом возил с приятелем в Польшу дмитровские пилы с алмазными наконечниками — бешеным спросом пользовались они у польских гробовщиков. Потом был Берлин, где Бродовский устраивал выставки Дмитрия Врубеля и других художников. Потом — одежная компания Woolstreet, благодаря которой у Александра и появились деньги на его органическую мечту.

«Видели ли вы где-нибудь такую красоту?» — спросил он меня, когда мы ехали по пойме обратно на ферму. И я честно сказал, что вот такой красоты нигде не видел. Глухое, выключенное из времени и географии, совершенно потустороннее место, где из леса как будто запросто может выйти кожаная лохматая орда, перейти говорливо через Упу и уйти на Козельск.

Я пробыл на ферме день, и весь тот день механизатор Геннадий, которому Бродовский сдал землю в аренду, делал силос. Он раз за разом заезжал на тракторе на гору свежих люцерны и клевера — уминал, прессовал траву, чтобы изнутри вышел воздух и началось молочнокислое брожение. Съезжал и снова заезжал, и так до самого вечера: сделаешь плохо — трава начнет гнить, и корма на зиму не будет.

Когда мы возвращались с Александром в Москву, я думал о том, что он занимается тем же самым: упорно въезжает и съезжает, не останавливается, потому что если он остановится, то все пропадет.

Со стороны это движение напоминает жизнь Сизифа, который избрал себе камень добровольно и уже без него не может. Бродовский тоже использует камень как метафору, но в другом смысле: «Я как брошенный в воду камень, — создаю круги, делаю людей вокруг себя предпринимателями». И, хотя в «Горчичной поляне» теперь все не так счастливо, как раньше, круги расходятся.

Уже по пути на ферму встречаются многообещающие приметы грядущей встречи с животными — монументальная животноводческая пропаганда.
Поля лука в «Горчичной поляне» избавляли от сорняков исключительно прополкой — гербициды под полным запретом; сейчас овощи больше не выращивают.
Александр Бродовский на реке Упе, границе своих владений.
Коровы мясной породы галловей круглый год живут на свободе и выдерживают тридцатиградусные морозы.
Агроном Катя приехала из Архангельска, а до «Горчичной поляны» успела поработать даже в Исландии, где выращивала картошку в мягком вулканическом грунте; больше на ферме не работает.
В глазах этой молодой коровы — безмятежность существования в органическом хозяйстве.
Безмятежность отдельно взятых существ рано или поздно заканчивается, и в мясном цехе их разделывают на мясо и пускают на экологически чистую колбасу.
Александр Бродовский рядом с одним из свиных откормочников; сейчас свиней в хозяйстве больше нет.
Ветеринар Вика родом из Челябинской области и с детства имела дело с животными на семейной ферме; из «Горчичной поляны» уехала.
Задача свиноматочника — охрана материнства и детства; инфракрасные лампы греют новорожденных. Сейчас здесь склад зерна.
Юля приезжала из города Суворова доить белых коз, которые паслись рядом с коровами, но ночевали в отдельном загоне.
Котам в «Горчичной поляне» жилось и живется привольно: есть молоко, мыши — экологически чистые.
Зоотехник Женя из чувашского Алатыря знал правильный подход не только к курицам-несушкам; сейчас на ферме не работает.
Козел-производитель предпочитал жить отдельно от своих наложниц.
Рассвет в пойме Упы; в это время здесь запросто можно встретить косуль.
01.07.2016