Северная добавка

В дудинском Таймырском музее я купил четвертый том серии воспоминаний «О времени, о Норильске, о себе», из которого узнал много интересного об истории этого удивительного, невозможного города, построенного там, где никаких городов быть не должно. Где очень трудно, холодно и очень энергозатратно жить и работать.

В книге опубликованы, в частности, заметки, написанные в середине 1940-х годов Александром Шаройко, главным инженером проекта Норильского металлургического комбината: краткая история строительства Норильска и описание его воображаемого будущего. Это был первый промышленный проект такого масштаба в условиях вечной мерзлоты — нужно было понять, возможно ли его вообще построить, каким образом добывать руду — открытым способом или в шахтах, можно ли на Таймыре прокладывать железные дороги. А главное — возможен тут город или нет.

«В аналогичных условиях жили только полярники — зимовщики Арктики, — пишет Александр Емельянович. — Как правило, это были исключительно здоровые мужчины, которые ехали в Заполярье на 1–2 года, после чего отдыхали в Крыму и рассматривались как герои. Некоторым будущий Норильск представлялся заселенным одними мужчинами в возрасте от 22 до 32 лет, живущими по два года и непрерывно сменяемыми. [не было известно], могут ли проживать в Норильске женщины и дети, родившиеся в средней полосе Советского Союза, будут ли вообще жить здесь семьи, а отсюда [неясно], как проектировать город и все бытовые здания и сооружения будущего Норильска». Было даже неизвестно, можно ли пить воду из местных озер после их промерзания: «По данным, полученным из аналогичных районов Якутии, вода подо льдом из-за отсутствия воздуха протухает, и пить ее нельзя».

Далее Шаройко вкратце описывает процесс принятия больших решений и их воплощения в жизнь, обходя, правда, молчанием тот факт, что возможность продолжительной жизни приезжих на Таймыре испытывалась на заключенных. А заканчивает он мечтами о будущем Норильска. О Норильском море, в которое превратят озеро Пясино. О том, что в городе появятся театр, два стадиона, парк культуры и отдыха, детские сады и школы, родильные дома и больницы. О том, что по улицам, защищенным от ветров, будут ходить трамваи и автобусы, а от вокзала в четырех направлениях будут отправляться пригородные поезда. О том, что город будет сплошь газифицирован и теплофицирован, и все трубы будут проложены по крышам домов со стороны дворов, а через улицы коммуникации будут переходить арками по особой эстакаде: «Поэтому каждая второстепенная улица будет начинаться и заканчиваться аркадой. Аркады будут органически встроены в здания и составят единый архитектурный ансамбль».

Сейчас Норильск — самый северный в мире город с населением более 150 тысяч человек (раньше, с учетом городов-спутников, было больше 260 тысяч). Аналогов Норильского промышленного района — с такой масштабной добычей руды и ее переработкой на огромных металлургических заводах — на свете просто не существует. Хотя Норильского моря не случилось, трамваев в городе нет, а пригородные поезда хоть и ходили, но окончательно перестали в 1998-м, многое из предсказанного действительно есть. И все равно Норильск не избавился от этой двойственности: с одной стороны — стремление быть обычным городом, с другой — окружающая реальность тундры, которая делает его похожим на большую промышленную колонию в другом мире, практически на другой планете.

В Норильский промышленный район можно попасть либо по воде (летом по Енисею, круглогодично — по Северному морскому пути), либо самолетом; он как остров, и не зря остальную Россию здесь называют материком.

Наш самолет задержали на четыре с половиной часа, но объявления об этом в Домодедово даже не сопровождались обычными в таких случаях извинениями за доставленные неудобства. Вылетающие норильчане воспринимали все это как должное. Уже под утро они загрузились в самолет, нимало не ропща, и большинство из них летели, не снимая курток, как колонизаторы, летящие на вахту на какую-нибудь Луну.

На центральных улицах здесь действительно прочитывается единый архитектурный ансамбль, созданный ленинградским архитектором Непокойчицким, но большинство домов Норильска — это панельные многоэтажки. Дома периодически красят в яркие цвета, и все равно снег и ветер, а также дым заводов довольно быстро приводят их в потрепанный и щербатый вид. Некоторые дома — очень длинные, как крепостные стены, для защиты кварталов и дворов от ветров, и когда подъезжаешь к Норильску, он производит впечатление именно крепости, поставленной в царстве черной пурги. Здесь имеется даже городская скульптура — и опять с поправкой на реальность: она, как бы это странно ни звучало, существует не круглогодично — в конце апреля я видел бронзового Пушкина, сидящего на скамейке и закрытого плотным снегом по пояс, а рядом из снега торчала Золотая Рыбка и голова Царевны Лебеди.

Здесь есть неведомые в Центральной России развлечения. Одно из главных событий года — енисейский ледоход; ради него бросают все дела и едут в Дудинку: апокалиптическое зрелище — мимо тебя, кажется, движется гигантский раздробленный на части доисторический ледник. Вокруг города и заводов — бесконечная тундра с озерами, остров промышленной цивилизации окружен абсолютной дикостью.

В Норильске женятся и рожают детей, но в отпуск уезжают не просто всей семьей, а еще и с животными, которых не на кого оставить: я никогда не видел в самолете столько собак и кошек, сколько их было на рейсе Норильск-Москва.

Двойственность ощущается и в отношении жителей к Норильску: это вроде бы постоянный город, но для большинства живущих он временный. Сюда в основном едут, чтобы, экономя, скопить нормальных денег и уехать обратно на материк после раннего выхода на пенсию. Те, кто уезжает, продают квартиры с обстановкой, так что новые жильцы попадают в чужой быт и осваивают его.

И вот недавно в Норильске в первый раз прошел гастрономический фестиваль «Север». Из Москвы и Петербурга приехали хорошие шефы и устроили ужины в норильских ресторанах. Анатолий Казаков из Selfie, Георгий Троян из «Северян», Иван Фролухин из Duo и Антон Феоктистов из Duo. Asia готовили из оленины, муксуна, сига и других местных продуктов. Отец-основатель «Еды» Алексей Зимин прочитал лекцию о прошлом, настоящем и будущем северной кухни. А шеф московского ресторана Møs Юрий Агузаров приготовил по 115 порций куропатки с беконом, оленьего ростбифа с брусничным вареньем и муксуна с цветной капустой и голландским соусом — в рабочей столовой Медного завода во время обеденного перерыва. Металлурги, не снимая касок, покупали это все на линии раздачи в дополнение к обычным первому, второму и компоту.

Когда-то норильские шахтеры летали в Москву на самолете, чтобы съесть бигмак в только что открывшемся «Макдоналдсе». И на первый взгляд кажется, что у «Севера» та же идея, только переиначенная: привезти московские и питерские диковины на денек-другой в Норильск. Но смысл фестиваля в другом: в том, чтобы сам факт — в Норильске прошел гастрономический фестиваль — воспринимался так же само собой разумеющимся, как гастрономический фестиваль в Москве или, допустим, в Воронеже. Так же буднично, как то, что в Норильске есть театр, рестораны, музей, школы.

Неслучайно «Север» организовало основанное в 2017 году Агентство развития Норильска. Оно было придумано, чтобы внедрять в городе современные урбанистические идеи и чтобы жители через него сами предлагали идеи улучшения общественной среды. Чтобы менялось само их восприятие города — и он стал бы не только местом добычи полезных ископаемых и денег, а местом для современной жизни. С той же целью в центре Норильска закрыли сильно загрязнявший город Никелевый завод, протянули от Красноярска оптоволоконный кабель с интернетом (что было отмечено таким шоу, какое не устраивают и на День города: наконец-то появилась нормальная связь), планируют открыть музей современного искусства, спонсируют уличную живопись, а в июле проведут фестиваль уличной еды.

Город из Норильска вроде как получился — теперь же из него делают обычный город двадцать первого века. Через добавление городу современных функций — его преобразование. И это очень интересный социальный эксперимент. Пусть и не такой масштабный, как советский эксперимент по организации большого промышленного района и социалистического города в условиях Крайнего Севера, но важный для людей, а не для государства.