Облако-сарай

«Мы чувствовали себя словно дети, попавшие в огромный, ярко освещенный, еще не обследованный сарай». Так Фицджеральд описывал свои ощущения от Нью-Йорка. Я вспомнил эти слова, сидя в известном нью-йоркском ресторане Gramercy Tavern. Ну да, сарай и есть — при всем изяществе обстановки тут сквозило что-то неуловимо поселковое, какой-то стоеросовый люкс. Вариация на тему селедки под шубой — нежного копчения форель с клюквой, зеленым луком и свеклой — только усиливала эффект опрощения, равно как и выдающийся коктейль Hop to It, представляющий собой смесь пива с крепким алкоголем, в данном случае — джином.

Дело даже не в конкретной таверне, которой в силу своей буколической эстетики положено взывать к соответствующим чувствам. Дело в том, что у нью-йоркских заведений, вне зависимости от ценовой политики и гастрономической стратегии, есть отличительная особенность — практически везде чувствуешь себя как дома. Ну или как в дачном сарае, что заманчивее. Французский Balthazar, индийский Tamarind или итальянский Babbo (сплошь, в общем, рестораны первой лиги) — все они так или иначе обладают этим свойством высшей нецеремонности. Взять, ­например, Oceana в Рокфеллер-центре. В принципе, это место, где финансисты в безупречно скроенных костюмах даже не обедают, но, как говорится, «имеют ланч», а воздух будто пропитан ароматами скучных чужих достижений. Тем не менее все здесь устроено так — люстры колесом, etc., — что чувствуешь себя едва ли не уютнее, чем в самой укромной римской траттории. Почему так — не знаю, но это так.

Когда я в первый раз в жизни попал в Нью-Йорк, мне — так вышло — негде было жить. Я прилетел сюда, как в песне Новикова, «зачем-то на ночь глядя», и, как пелось в той же песне, но уже от женского лица, «в гостиницу меня сегодня не пустили». Я бродил по го­роду в поисках ночлега и в какой-то момент вышел в район Таймс-сквер. Там в созвездии неоновых реклам я увидел облако пара. Это оказался рекламный муляж лапши — пар поднимался из громадной плошки, притороченной к небоскребу. Я уставился на эту лапшу, как на звезду Бетельгейзе и, несмотря на всю неприкаянность, ни с того ни с сего почувствовал себя окруженным теплом и интересом. Небесный доширак, конечно, рекламный трюк, как и многое в Нью-Йорке. Но, вероятно, в любой истине должен присутствовать элемент разводки.