ЗОЛОТАЯ ТЫСЯЧА
Включить ингредиенты
Исключить ингредиенты
Популярные ингредиенты
Тип рецепта

Что это за город — Анталья

И зачем в нем проводят гастрономические фестивали
Что это за город — Анталья фото
Фотограф
Роман Лошманов

Скажи «Анталья» — и большинство тех, кто там побывал, вспоминает пляжи и отели, из которых не хочется выходить, потому что и так все включено и ничего не выключено. А другие все это воображают по «Нашей Раше»: «Тагил!»

То, что Анталья — это миллионный (а в сезон — двухмиллионный) город с порядочной историей и богатой собственной жизнью, российские туристы в большинстве своем почти не знают, потому что — зачем, когда и так хорошо. Кто-то бывает в ней на организованных экскурсиях, кто-то приезжает из отелей на экскурсии самостоятельные, но все по большей части ограничиваются одним и тем же определенным кругом улиц и площадей. А город-то этот довольно интересный сам по себе — даже без экскурсовода.

Вот что можно сделать в первую очередь: взять в отеле велосипед (я, признаюсь, жил в таком) и отправиться кататься. Вдоль высокого обрывистого берега в Анталье разбито множество парков — с детскими площадками, кошкиными домами (еще покажу их), тренажерами, беседками, лавочками. В общем со всем тем, что в обновленной Москве считается большим достижением. Тут, наверное, тоже считается.

По всей этой цепочке красоты проложены велодорожки, отличные. В общем, можно полдня провести, слоняясь туда-сюда, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на море, на город, на горы вдали.

А еще в Анталье надо обязательно прокатиться на трамвае. В городе две линии. AntRay, современная, проходит через весь город и соединяет его с аэропортом. Но есть еще «Ностальгический трамвай» (Nostalji tramvay hatti) — это линия, идущая вдоль побережья, и проложена она в первую очередь для туристов, хотя местные пользуются этим маршрутом не меньше.

Выглядит ностальгический трамвай так, как будто он тут давным-давно. На самом же деле эта линия была открыта всего-то в 1999-м, а ходят по ней пятидесятнические трамваи из Нюрнберга, города-побратима Антальи.

Но все равно, когда сидишь в этом узком, подтянутом трамвае с деревянными рамами и мчишься по утопающим в зелени улицам мимо Калеичи, Старого города с воротами императора Адриана и шумным базаром, вдоль мелькающего среди деревьев и домов, кажется, что это самый достоверный из всех анталийских аттракционов.

Едешь в нем — и вдруг, например, оказываешься на улице свадебных платьев: вокруг одни магазины для невест. Как будто в Анталье люди только и делают, что женятся: платьев — миллиард.

Рядом с конечной остановкой есть смотровая площадка, с которой открывается открыточный вид на голубые горы и расстилающиеся пляжи. А напротив нее — Музей Антальи, к которому на трамвае, собственно, и ездят.

В музее — довольно обширная и любопытная археологическая коллекция, начиная от доисторических времен до эпохи римского владычества. Тут можно увидеть, как жила Анталья, будучи окраиной разных больших империй — от эллинистических до Римской. Но одновременно и то, как она не переставала быть самобытным регионом, который еще раньше был Ликией и Памфилией.

Здесь и бесконечное копирование в камне императора Адриана, и величественные саркофаги с целыми пышными мирами на них, и Афродиты разной степени сохранности. А еще — множество бытовых мелочей. Смотришь, например, на сосуд, напоминающий ночной горшок, а это не ночной горшок — это штука для выжимания сока из овощей и фруктов. Ночной горшок тоже есть, но он выглядит как симпатичная такая с двумя ручками ваза, почти как в ИКЕА.

Но можно выйти, не доезжая до музея, на полпути — и прогуляться по Калеичи, Старому городу, который на самом деле довольно-таки не стар. Есть пара-тройка старинных развалин, а в остальном сохранилась только путаная уличная сеть, застроенная новоделами.

Но там все равно здорово гулять. Там дворники кидают мешки с мусором в мусоровоз, из которого звучит Вивальди («Времена года», да-да). Там мужчины неопределенных занятий заняты шахматными хитросплетениями в полупустых кафе. Там мужчины просто сидят и ничего не делают у самых ворот Адриана (это фото слева внизу). Там продают в бешеных количествах ковры и антиквариат, которые стоят раз в десять больше того, чем заслуживают на самом деле. И атмосфера!

Ради атмосферы сюда и надо идти и ехать — особенно к вечеру, когда продающий народ несколько успокаивается, а заходящее солнце придает всему вид очаровательный. Даже этим бесхитростным лошадкам с их хитрыми зазывалами. Даже всем многочисленным кафешкам, где к прохожим обращаются на всех возможных языках, лишь бы накормить их не слишком вкусно, зато втридорога.

Мой совет такой: по Калеичи надо просто ходить и глазеть, но есть в Калеичи не надо. Там неоправданно дорого (плюс легко могут обсчитать ради собственного удовольствия) и не очень вкусно (я съел в одном месте кокореч, очень ниже среднего) — но разве что все свежее, при таком-то бешеном обороте продуктов.

Но там можно сделать вот что: попросить наполнить доверху пластиковый большой стакан свежевыжатым гранатовым соком — он стоит где-то 10 лир — и ходить глазеть по сторонам. То тут, то там возникают, как мыльные пузыри, всевозможные сценки в живописных местоположениях. И солнце светит вовсю, высвечивая все по полной.

Вот такие вот — примерно — ежеминутно происходят там сцены и сценки.

А это один из кошкиных домов, про которые я обещал вам рассказать. Самый большой, многоэтажный, многоквартирный. Он находится в парке Явуз Озджан, откуда открывается лучший вид на бухту Старого города. Женщине, которая сидит к вам спиной, можно дать несколько лир: она ухаживает за всем этим полудиким кошачьим хозяйством. Вообще же в анталийских парках множество конурок с мисками для еды, и возле них стоят таблички с изображениями собак и кошек. Даже не зная турецкого, можно понять, что все желающие приглашаются поучаствовать в обеспечении живущих на улицах животных.

Сюда я, разумеется, вас не зазываю; не все любят кладбища. Но я посмотрел, как живут в Анталье при жизни, и мне стало интересно, как живут после смерти. Тем более что я никогда не был в турецком некрополе.

Это большое кладбище Андызлы, оно почти в центре города. Там тихо, много зеленого от деревьев и белого — от памятников. Нет никаких оград, очень редки фотографии. Имена и фамилии написаны одинаковым шрифтом и крупными буквами, чтобы знакомые могилы можно было увидеть издалека. Много фонтанчиков и других источников воды с именами тех, в память о ком они там поставлены. На некоторых памятниках год рождения указан от хиджры, а год смерти — по христианскому календарю, и сначала даже не понимаешь, каким же образом человек мог прожить 646 лет.

Когда я делал эту фотографию (меня привлек флаг), ко мне подошел суховатый мужчина с небольшой бородой и в небольших очках. Он поочередно предположил во мне араба, немца, англичанина, француза, но я сказал по-русски, что я русский. Он показал на себя и сказал, что он Абдулла, а я назвал свое имя. Тогда Абдулла стал очень убедительно и глубоко говорить по-турецки, показывая вверх, на небо, и вниз, под землю, и вокруг, на могилы. Я понял, что он призывает меня вместе с ним помолиться и что это важно всем, кто здесь лежит. И я, поняв эту важность, повторил за Абдуллой, что он попросил меня повторить, а потом вслед за ним омыл лицо руками.

Так вот: если бы я не пошел на кладбище, этого бы со мной не случилось. Не понимаю, как можно упускать возможность того, что с тобой может произойти что-то такое, чего никогда еще в жизни не было?

Линии ностальгического трамвая и современного не пересекаются. Они, удивительный случай, доходят до одного и того же перекрестка в Старом городе, но расходятся в разные стороны.

На современном трамвае тоже стоит прокатиться — чтобы увидеть ту Анталью, которую туристы вообще практически не видят. Я доехал до Фатиха, конечной остановки, и увидел на фоне гор огромное поле будущих новостроек, а совсем рядом — не спальные районы города-миллионера, а тихие полудеревенские кварталы. В полутемных чайных сидели молчаливые мужчины с настольными играми, во дворах среди ореховых и гранатовых деревьев сушилось белье.

Мне еще было интересно: а что едят здесь, на окраинах? И со мной произошел случай. Я зашел в одну из придорожных закусочных: на стенах висели лакокрасочные фотографии турецкой глубинки, за прилавком стояла пожилая женщина в платке, а возле большой белой печи орудовал пекарь. На широкой доске он раскладывал начинку на продолговато раскатанные куски теста. «Пиде», — подумал я и попросил у женщины одно. Она говорила исключительно по-турецки и понимала только его, но смотрела на меня не просто как на иностранца, а как на иностранца, не понимающего, чего он хочет. Но я-то определенно хотел пиде и показывал на доску: мне нужно всего одно. Тон ее речи все равно говорил, что я какой-то бестолковый. Наконец, она сказала мне сесть за стеклянный столик, поставила на него чай и салат, а потом принесла то, что только что покинуло печку, и я понял, что она пыталась мне сказать: это был лахмаджун, а не пиде, просто не круглый, а вытянутый. Он был ужасно вкусным. Хозяйка взяла с меня за все каких-то всего-навсего 10 лир.

А вот сюда нужно попасть непременно каждому мало-мальски любопытному человеку: это рынок Лара, на котором можно даже ничего не покупать (хотя сделать это будет невероятно сложно), а можно просто погрузиться в самую его гущу и смотреть, смотреть, смотреть.

Это не отдельное пространство — рынок просто как неостановимая стихия захватывает по субботам целые кварталы в районе Лара к северу от улицы Исмета Гёкшена. В нем две части — продуктовая и одежная.

Вот, например, машина, из которой вынули весь поместившийся в ней чеснок. Вот капустные кочаны размером с астраханские арбузы, но при этом разреженные, полувоздушные, как салат. Вот свежайшая рыба во всем своем бешеном разнообразии. А еще там — горы изгибающегося острого перца десятков сортов, гранаты по очень смешным ценам (и не только красные, но и белые внутри и снаружи, невероятно сладкие), большие банки, до отказа забитые всевозможными оливками, пластиковые бутылки с домашним оливковым маслом, дико пахучие белоснежные овечьи и козьи сыры — и так до бесконечности. Я сначала пробовал разговаривать с продавцами по-английски, но почти сразу перешел на русский — после того, как выяснилось, что для продавца острых перцев русский — вообще родной.

А там, где одежда и обувь, творится натуральное сумасшествие. Анталийцы вперемешку с немецкими, британскими, русскими, украинскими и белорусскими туристами бродят как ошалелые среди прилавков с футболками, бюстгальтерами, рубашками, кофтами, туфлями невиданной дешевизны и набирают всего просто тоннами. На краю этого бушующего моря развернуто уличное кафе: пацаны разносят крепчайший чай в небольших стаканчиках, а в кузове грузовичка сидят грузные женщины, специально привезенные откуда-то из-за города, и беспрерывно замешивают тесто и составляют начинку для гёзлеме, больших лепешек с сыром и зеленью, которые моментально тут же и выпекают. Завершает картину настойчивый торговец, нагруженный по самое не могу алыми турецкими знаменами

После рыночной суеты можно выбраться снова к морю и понаблюдать, как может быстро и драматично измениться здесь погода: еще совсем недавно ясно, потом дымчато, а потом вдруг клочья облаков, беременных теплым и сильным ливнем.

В общем, Анталья — это не какое-то не совсем понятное приложение к пляжному отдыху в манере «все включено», а по-настоящему интересный сам по себе современный город. Так что неудивительно, что здесь уже во второй раз провели едва ли не единственный в мире гастрофестиваль, посвященный мезе, — Meze Festivali.

В мире сейчас проходит множество гастрономических фестивалей, которые давно перестали быть чем-то исключительно необыкновенным. Они теперь даже один из важных признаков любого уважающего себя современного города — как развитые общественные пространства, удобный общественный транспорт и велосипедные дорожки. То есть город как место для самодостаточной жизни здесь и сейчас. Где хочется жить, куда хочется приезжать.

Meze Festivali придумали в отеле Akra. Его менеджмент понял, что раз меняется пляжный город, то надо меняться и гостинице в пляжном городе: надо становиться по-настоящему городским отелем. Где путешественники могут почувствовать, что они не в оторванном от местности оазисе, а посреди интересного города с его историей и современностью. И куда могут, например, местные прийти на ужин в хороший ресторан.

Что самое интересное — фестиваль отнюдь не местечковый. В нем участвуют не только анталийские повара, но и шефы из других городов Турции. А еще — из Сирии, Ливана, Марокко, Египта, Греции, Палестины, Испании и Таиланда. Среди них Прин Полсук, сильно поучаствовавший в успехе видного бангкокского ресторана Nahm и его лондонского филиала, и Пере Планагума, который работал на хороших позициях в серьезных испанских El Bulli, El Celler de Can Roca и Les Cols.

Гостей фестиваль собрал — уйму. И вот его секреты — помимо реально отличной еды: вход — 160 лир (примерно 2000 рублей); можно пробовать всю еду бесплатно и неограниченно, пока не кончится; бесплатный безлимитный алкоголь (пиво, вино, ракия); грамотный диджей, постепенно возвышающий градус необходимого веселья.

Черт, с такими условиями Праздник «Еды» был бы не ежегодным, а ежемесячным, и главное — не прекратился бы безвременно, а продолжался бы до сих пор. Тут вот, на фотографии, еще самое начало.

Я что хочу сказать — это здорово, что кто-то взял и придумал фестиваль мезе. Мезе — это, если приблизительно по-русски, закуска. Это то, что обычно готовится сразу на всех и что можно выложить в одно большое, общее блюдо. Чтобы каждый брал с него, по-коммунистически, по потребностям и желаниям, и не чувствовал бы себя ущемленным. Или то же самое, но распределенное по небольшим порциям, чтобы человек не замыкался на своей большой тарелке, а брал себе понемногу того и сего, попутно общаясь с другими людьми, занятыми тем же самым.

На Meze Festivali было и то и другое. В левом верхнем углу, например, по виду — натуральная хряпа, по вкусу — некоторое совершенство под названием «Черкесская курица». Его сварила стамбульский шеф Мария Экмекчиолу; происхождение — наверняка восходит к черкесам-адыгам, которые эмигрировали в Турцию после российских кавказских войн XIX века. Это такое блюдо, которое даже не имеет смысла делать меньше чем на 20–30 человек. Выглядит ужасно, вкус, курино-ореховый, — да ум можно отъесть, рецепт — сразу под фотографией.

А еще было вот что. В скорлупе — закуска Пере Планагумы: яйца с соте из шампиньонов и чеснока и картофельным кремом. Слева внизу от яиц — утиный крокет того же Планагумы. В самом внизу слева — кальмары с левантийскими травами, про которые расскажу дальше.

Справа вверху — маринованная пастрами с кысыром, острым таким мезе из булгура с перцами и томатной пастой; это блюдо турецкого шефа Умута Каракуша; это вкусно, но лучше есть просто кысыр. Справа в середине — какой-то горчичный кальмар, одно из немногих блюд, которые были не очень вкусны. Справа внизу — блюдо Марии Экмекчиолу: жареные баклажаны, фаршированные морепродуктами и покрытые сверху сыром, съел один — если не остановить, легко съесть все остальные. А в центре внизу — закуска греческого шефа Христоса Афанасиадиса: жареные тефтельки из цукини с картофельным пюре и полосками скумбрии, замаринованной с ванилью.

Рецепт

Изображение материала

Многие мезе выглядели совершенно не как мезе. Вот это, например, карпаччо из баклажанов, которое сделал палестинский шеф Джонни Горик. В этом блюде он поступает с баклажанами по-разному: часть поджаривает на гриле и нарезает; часть сначала тонко нарезает, а потом поджаривает во фритюре; часть жарит и превращает в пюре с оливковым маслом, чесноком, лимонным соком, перцем и солью; часть сжигает до черноты, снимает кожу, высушивает плоть и превращает ее в пудру. А потом баклажан всех четырех текстур соединяется вот в таком блюде, очень увлекательном. Но мне еще больше понравился другой рецепт Джонни: быстро обжаренные кальмары с левантийскими специями, среди которых превалирует мята. Кальмары и мята — удивительно, как оказалось, работающее сочетание. Правда, их я снять красиво не успел: помощники Горика слишком быстро перемешивали, подбрасывая, кальмаров на огромной сковородке. Но рецепт мне Джонни дал, он под фотографией.

А вот, например, блюдо под названием пияз. Точнее, это целый разряд блюд, о существовании которого я узнал благодаря этому фестивалю. Пияз — что-то среднее между салатом и мезе: основной ингредиент — вареная фасоль, а остальные овощные составляющие могут быть какими угодно; и все это плавает в легком кисломолочном соусе и оливковом масле. В Анталье есть рестораны, которые специализируются на пиязах, и на фестивале готовил как раз шеф одного из них — Ахмет Семерджи из Piyazcı Ahmet.

Ну а к концу вечера диджей так ловко довел настроение до пика, что закончилось все всеобщими танцами, а шеф Эрхан Гёрюджюолу, один из организаторов фестиваля, от избытка чувств даже вскочил на стол.

И при этом праздник даже не думал выходить за рамки приличий. За рамки разумного позитивного веселья, представьте себе. Анталья может быть и вот такой, да: какой она на самом деле хочет казаться.

30.11.2018