Дельтавидные

«Тихо, шепотом давай», — еле слышно бурчит мужчина, толкая катер деревянным шестом ближе к камышам. Пять утра, солнце еле-еле пробивается сквозь линию горизонта, цапли на деревьях спят крепким сном. Я в первый раз в жизни держу в руках спиннинг, и что мне действительно непонятно, так это с какого перепуга аппетит у рыбы просыпается в такую рань.

«Ну чего, справишься?» — спрашивает меня егерь, указывая глазами на стальной чемоданчик, заполненный десятками блесен: золотые рыбки, серебряные кружочки, перышки, погремушки, силиконовые лягушки, разноцветные бусинки. Переливаясь в лучах рассветного солнца, содержимое чемодана больше напоминает детский ларец с сокровищами, чем хитроумные приманки. Загорелый, поджарый, с широкой улыбкой, обнажающей парочку золотых зубов, егерь Михаил обращается с удочкой так, будто она — естественное продолжение его руки.

Свою первую рыбу Михаил не помнит, впрочем, как и все здесь. В островных селах дельты Волги, спрятанных среди камышей и окруженных со всех сторон водой, дети сначала брали в руки снасти, а уж потом говорили свое первое слово. Отец Михаила работал приемщиком на рыбзаводе, мать ходила под парусом в море ставить неводы, для него самого всю жизнь рыбалка была работой. В общем, умение прикрепить блесну или закинуть спиннинг казалось ему таким же естественным, как завязать шнурки.

Основной лов летом здесь идет ранним утром и по вечерам; днем рыба опускается на дно, прячась от солнца

* * *

До крошечного поселка Обуховский, куда мы приехали в поисках лучшей в России рыбы, можно добраться только по воде — небольшой остров со всех сторон омывают крошечные речушки. Дойдя до Астрахани, Волга распадается на десятки рукавов, которые, проделывая внушительный путь сквозь камыши и тростник, добираются наконец до моря. В густой ухе нет столько рыбы, сколько в этих местах: судак, сом, лещ, щука, красноперка, белуга, осетр, карп, жерех, плотва, синец, вобла, линь, толстолобик. Мы плутали на катере по узким камышовым лабиринтам, пытаясь отыскать тенистые места, где пряталась голодная рыба. «Летом она затихает, — рассказывал Михаил, — вглядываясь в плотные стены камышовых зарослей, — сидит на дне, не высовывается. Нам жарко, а она что — хуже? Осенью она знаешь как цапает, таскать не успеваешь. Вот здесь щучка должна быть», — неожиданно заключил он.

Главный местный ­аттракцион — «посвя­щение в астраханцы»: ­выпить стопку водки из бутона лотоса

Я огляделась. Узкий проток реки, камыш и тростник по обе стороны, покосившееся деревцо, где-то вдали небольшая заводь с красными чашками астраханских лотосов. Для меня речные жилки, по которым мы ходили все утро, были похожи друг на друга, как стороны равнобедренного треугольника. Но я послушно забросила удочку и буквально через секунду почувствовала, как ее резким движением дернуло вниз. Начав судорожно крутить ручку катушки, я чуть не закричала от восторга. На крючок попалась сильная, мясистая щука.

Астраханскую рыбу сотнями килограммов на протяжении долгих лет поглощала вся страна. Местные рассказывают, что даже первых поселенцев в эти камышовые заросли привел в начале двадцатого века именно голод. Когда в мегаполисах сложно было раздобыть лишнюю хлебную буханку, здесь ловили ­десятикилограммовых осетров и белуг размером с небольшой сельский домик. Сомов и щук выбрасывали за борт как мелочь, а трехлитровые банки с черной икрой рассылали родственникам от Волгограда до Новосибирска. Даже сейчас рыбы в этих местах столько, что не стоит она почти ни­чего. И при этом главная тема разговоров — «рыба уходит».

Николай Кузьмич Аблов — владелец одной из первых туристических баз в этих краях — «Усадьба Кузьмича», да и вообще местная знаменитость

За окном — та самая граница, где река постепенно становится морем. Каспий здесь пресный. Море, которое не пахнет морем. И понять, что Волга закончилась, можно, разве что приглядевшись к волнам: там, где пролегает морская граница, они набирают силу. «Мне отец вон, помню, рассказывал, — продолжает, прохаживаясь по комнате, рослый мужчина лет пятидесяти, — что раз тут поймали белугу на пятьсот пятьдесят килограмм, да еще и икряную. Так ее когда поднимали, у нее брюхо от этой икры чуть не на полметра обвисло. Весь завод сбежался смотреть. Сейчас пойди такую белугу поймай». «Э-э», — слегка обреченно протягивают все хором.

Мелкую таранку и красноперку ловят, не отходя от дома, так что кошки все время ходят сытыми

Они рассказывают о том, что еще недавно морские тюлени заплывали по речушкам прямо в деревни, что огромных судаков ловили за полчаса до ужина, просто спустившись к ближайшему берегу, что черную икру любой местный житель готов был выменять на палку сырокопченой колбасы. После того как нефть в этих краях начали добывать чуть тщательнее, чем заботиться о разведении рыбы, она начала выбирать для себя другие маршруты. Когда рыбаки видят, как я удивленно провожаю взглядом их садки, доверху наполненные сазанами, щуками и сомами, они только ухмыляются: «Да это что? Это разве ж много рыбы? Так, мелочь. На один зуб».

Толсто­лобика коптят на жару от тлеющих щепок, перекрыв доступ ­кислорода, — через сорок минут рыба готова

* * *

«Что делать с рыбой, которую сегодня поймали?» — доносится из кухни девичий голос. Тучный седовласый мужчина несколько секунд смотрит перед собой. Он сидит за столом, каждый миллиметр которого уставлен тарелками. Манты с сазаном, сазан, запеченный в горшке под тестом, люля-кебаб из сазана, пирог рыбный, жареная вобла, форшмак, жареные пельмени с судаком, уха из трех видов рыб, котлетки из окуня, щука фаршированная, вымоченный в молоке и зажаренный судак, балык из сома, салат с кишками осетров. «Хе сделаем и фаршированную щуку в яблоках, печень щучью в сметане пусть потушат и икру пожарят. Остальное — закоптите, — крикнул он через секунду и, расплывшись в улыбке, обратился уже к нам: — Все это по местным рецептам, половину сами придумали, остальное собрали по старикам».

Заливное с тремя ­видами икры придумано как легкая закуска под водку для тех, кто есть уже не в состоянии

Его зовут Николай Кузьмич, но имя при знакомстве он чаще всего опускает. Кузьмичом его зовут все — от егерей до министров, часто наведывающихся в гости. В крошечном домике, который до сих пор стоит на заднем дворе небольшой туристической базы, когда-то жили его бабка и дед, из беглых казаков. Сам он провел в этих краях все детство. Потом уехал учиться в Москву, но быстро вернулся, поняв, что на своей земле он пригодится куда больше. Приехав, начал создавать на бабкиной даче частный Эдем, отделенный от внешнего мира не забором в его случае, а рекой. Построил турбазу, нанял лучших в округе егерей, высадил лотосы, заселил собственный пруд осетрами, сомами и сазанами, вырастил сотню диких уток взамен тех, что он и его друзья отстреливали на охоте. Животных этих Кузьмич одинаково любит и изучать, и готовить. Уставшие от рыбного вкуса астраханцы на протяжении десятков лет придумывали сотни способов сделать рыбу похожей на все что угодно, кроме нее самой: парили, фаршировали, мариновали, даже рыбную колбасу — и ту научились делать.

Главное правило подводного рыбака — уметь затаиться: ногами не шевелить и дышать как можно реже

За несколько дней, разбираясь в местных спе­циалитетах, я съела килограмм десять рыбы, если не больше. И все же ничто не перебило вкус сваренной на костре ухи. Ее секрет, рассказали мне рыбаки, был в том, что прежде чем залить рыбу речной водой, ее для начала слегка обжаривают в котле, и еле уловимый аромат костра пропитывает не только бульон, но и мясо. Мы сидели на окруженном камышами островке и, пока подходила уха, говорили о том, что браконьеры в этих краях появились чуть ли не одновременно с рыбой. Разговоры про браконьерские войны, которые ведутся здесь за икру, рыбаки не очень-то любят, сухо, без улыбок добавляют: «Сама подумай, камыши кругом, болота. Разговор тут может быть короткий. Никто тут тебя не найдет. Вороны и те в камышах не сыщут».

Почти все рыбаки ­пересели на катера, но сами же их и ругают: от шума рыба уходит к другим берегам

* * *

Как будто подслушав наш разговор, над головой появился вертолет с автоматчиками в военной форме. Они долго кружили над нами, жадно вглядываясь то ли в наши лица, то ли в котел с ухой. «Пограничники. Сейчас отойдут, — перекрикивая рев пропеллера объяснили рыбаки. — Видят, что сетей у нас нет, удочки какие-то да супец. Вот если бы сети в катере были, могли бы и катер остановить, и обыск устроить. Найдут среди рыбы одного осетра — и все. Считай, что ты влетел серьезно. А если катер не остановишь, могут и стрелять начать». «Но браконьеры все равно работают?» — спрашиваю я. «Все равно», — отвечают они. «Так рыбы становится меньше, оттого что ее отлавливают в таких количествах?» — «Нет. Рыбу всю не переловишь, — возражают мужики. — Уйти она может совсем, это правда».

Фаршируют щуку в этих краях всем подряд, но вкуснее всего выходит щука с яблоками

На третий день я привыкла к тому, что рецепты выживания рыбьих стад легко уживаются в местной речи с рецептами гастрономическими. Мы плыли на катере по широким раскатам, догоняя стаи бегущих по волнам лебедей, мимо сотен цветущих лотосов, кувшинок и лилий, мимо покосившихся деревьев и плотных стен камыша. Здесь и без плакатов «Заповедная зона» ясно: если и есть в этой картине что-то лишнее, то разве что люди со своими катерами.

Михаил родился тут же, в деревне Обуховке, двадцать лет трудился на рыбо­заводе и потом перешел в егеря

Тишину здесь особенно берегли. Мужики даже за столом говорят почти шепотом. «Везде, во всех центральных каналах вечно шум и гам. То песни, то купания, то катера. Раньше все на лодках ходили, рыбу не пугали. А теперь? Рыба-то — она шум не любит. Туда, где шум, она не пойдет», — егерь Михаил с легкой досадой вытаскивает садок, в котором бьются сазаны, щуки, окуни и мелкая красноперка.

Даже у тех, кто печется о проведении в деревни интернета и электричества, живет за счет столичных любителей рыбалки и пытается всячески развивать внутренний гастрономический туризм, проскальзывает почти детская обида, что в их заповедные места вдруг начала вторгаться цивилизация. Такой уж тут закон: рыбий мир — мир хрупкий.

Егерь глушит мотор катера и, собирая удочки, со смешком произносит: «Жили мы тут себе тихо. В камышах. Думали, никому нас и не найти. А нет, нашли. Даже в камышах нашли».

Саранча захватывает местные территории периодически; астраханский губернатор как-то даже предложил начать есть вредоносных тварей