Что такое хорошо и что такое плохо
Фермер Климов показал мне скорлупу опустевших утиных яиц и вышедших из них птенцов, а потом повел в подвал достроенного наконец дома. В одной комнате он открыл по очереди два холодильника: там, засыпанные крупной солью, лежали черные свиные ноги. В другой комнате висело четыре десятка уже засоленных свиных ног, но, правда, не черных, обычных. «Через год снимем, — сказал Дима. — Смотри, они подписаны: именные».
Мы поднялись на веранду. Климов налил вина. Дождь лил и здесь всю ночь, но сейчас было тихо, ясно, тепло. Дети качались на качелях, рядом с ними повизгивал микропоросенок Хамон. «Сейчас уже приедет Федя», — сказал Климов, и скоро он приехал.
Федю на самом деле зовут Фахрулло (это он на фотографии). Он Диме помогает: три раза в неделю развозит климовскую продукцию по московским магазинам. А еще ухаживает за птицами — и забивает их.
Он вскоре приезжает и показывает мне, где и как он это делает. В небольшом помещении к стене прикреплены пластиковые конусы с отверстием внизу. Фахрулло вставляет в них птиц головой вниз, перерезает им горло и выпускает кровь. Голову птицы перед этим он поворачивает в сторону Каабы и говорит: «Бисмилла». Таким образом климовские курицы, утки и индейки становятся халяльными. Не то чтобы Дима решил так специально — просто Фахрулло не может по-другому: «Если я не сделаю все по правилам, грех будет на мне, не на том человеке, кто будет их есть». Со свиными ногами он, конечно же, дела не имеет.
На веранде накрыли на стол, мы едим лагман и говорим о Рамадане: пост закончился накануне, я приехал на ферму в Ураза-байрам; стол не праздничный, Фахрулло с семьей и семьей Мукабека, еще одного помощника Климова, праздновали утром. Трудно ли, спрашиваю я, не есть и не пить целый день, от рассвета до заката? «Нет, что вы. Организм быстро привыкает. Рамадан считается лучшим месяцем в году, мусульманин испытывает радость, когда постится. Летом, конечно, тяжелее, чем зимой, потому что жарче и день длиннее. Но нет, не трудно». — «А кто учил вас правильно резать животных?» — «Отец. Мы же у себя сами режем, я с детства все это видел. И вот однажды сделал это в первый раз». — «А каким должен быть нож?» — «Очень острым. Животное не должно испытывать ненужных мучений. Вообще, мусульманин не должен намеренно мучить, это грех».
На столе лежит колбаса, сделанная из уток, которых зарезал Фахрулло; она очень вкусная. День клонится к закату. Моя дочь рисует рыжего кота, который улегся рядом с моим рюкзаком. Лагман вкусен. У качелей играют дети Климова и Мукабека и мой сын.
А я размышляю об исламской этике — о том ее принципе, который некоторым образом противоположен пушкинскому «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Мусульманин должен есть только то, что разрешено, халяль, иначе он будет не мусульманин, совершит грех. Можно быть добрым человеком, не причинять никому намеренных мучений, жертвовать от своего достатка бедным, не красть и не желать чужого — но, если ты поел свиного мяса, это будет так же непростительно, как если бы ты совершил что-то дурное в отношении другого человека. Да, может быть, степень непростительности будет другой, но тем не менее: строгая определенность человеческого питания в исламе (как и в иудаизме, и в христианстве с его обязательными постами, и в индуизме с его запретом на говядину) входит в этическую систему. Когда ты ешь то, что разрешено, ты поступаешь хорошо. Когда ты ешь запрещенное, ты поступаешь плохо.
Религия довольно четко объясняет почему. Человек создан для того, чтобы служить Богу, и поэтому должен не вредить себе. Не губить свою душу неправедными поступками и не портить свое тело запретной пищей и напитками. Халяльная еда в том числе отвечает на вопрос, зачем мы живем. Человеку всеядному, омнивору, ответить на этот вопрос — с точки зрения ислама и не только его — становится значительно труднее.
Если Бога нет, то все позволено: это и про еду тоже. Я завидую Фахрулло: у него и в мыслях нет об этом подумать, он счастливый человек.
