Мы, проехав насквозь половину Марий Эл, уже подъезжали к
Сернуру, районному поселку недалеко от границы Кировской области. «А почему
вдруг козы?» — спросил я у Тараса. «Да можно сказать, случайно», — ответил он.
Тарас Кожанов внешне меньше всего похож на директора «Лукоза»,
предприятия, построившего две самые большие в России козьи фермы. Похож он
скорее то ли на Сергея «Африку» Бугаева, то ли на его мальчика Бананана из
«Ассы». У Тараса похожая прическа, он носит круглые ленноновские очки, он одет в
то, что предлагают недорогие европейские марки вроде H&
M или Topshop. Словом, выглядит как
человек, грезящий об инновационном, правда, неясном еще стартапе, который
какие-нибудь представления да и перевернет.
Но пока мы ехали в его далеко не новой «тойоте» из
Йошкар-Олы под негромкий русский рок («Би-2», «Чичерина»), он аккуратно и
грамотно вписывал свою республику и ее промышленность и сельское хозяйство в
общероссийский контекст, апеллируя к рейтингам и аналитике деловых изданий. Так,
например, я узнал, что главная марийская тенденция — объединение сельхозземель
и ферм в крупные холдинги методом слияний и поглощений, потому что крупными
компаниями легче управлять в плане субсидий и республиканской гордости. Иллюстрировал
Тарас свои рассказы этими самыми фермами, землями и птицефабриками, мимо
которых мы проезжали.
И вот настала пора поговорить о нем самом и о «Лукозе».
«Мой отец стал предпринимателем в девяностые и занимался
обычным бизнесом девяностых: брался за все подряд, — сказал Тарас. — Одно время
даже выпускал настольные лампы. Их, конечно, шедеврами дизайна не назвать, но
одна из них до сих пор стоит у меня — и работает. А однажды отец купил три
молочных завода в разных частях республики. Главным из них был построенный в
семидесятые Сернурский маслосырзавод — он из этих трех сейчас остался
единственным работающим. То есть переработка была, и отец подумал, почему бы не
завести собственное молочное хозяйство. Но так как он всегда любил браться за
бизнесы необычные, то и решил выращивать не коров, а коз. Может, потому что
меня в детстве поили козьим молоком».
Первых коз — около трехсот — купили у местных. Сначала козы
стоили дешево, но потом люди поняли, что на них есть спрос, и цена выросла.
Таким образом «Лукоз» (в название фирмы затесалась фамилия первого
руководителя, Лукоянова: он ушел, но слог остался) начал расширять географию,
добравшись в поисках свободных коз до Воронежской и Тверской областей.
Росли на собственных ошибках: «Каждый год мы покупали
животных, и они у нас активно дохли, — рассказывает Тарас, который в то время к
«Лукозу» формального отношения не имел, а учился в школе и потом политехническом на менеджера по
управлению качеством; но с 15 лет он на каникулах работал на ферме как обычный работник. — Потому что коз с разных ферм нельзя смешивать вообще —
как мы потом поняли из строгих рекомендаций животноводов. Иначе получается как
в детском садике, когда дети из одной группы заражают детей из другой. У
местных коз иммунитет был более-менее устойчивым, но, когда начали появляться
привозные, появились вот эти проблемы».
Одновременно начали закупать племенных козлов, первых — в
Ставропольском крае: «А дальше происходило так называемое поглотительное
скрещивание: сначала ты получаешь животных с 10 процентами породы, потом с 75
процентами и так далее. После четвертого поколения по российским законам можно
называть животное чистопородным. В 2007 году мы подали документы в Минсельхоз
на признание нас племенным репродуктором, и в 2008 году мы получили этот статус,
то есть с 2008 года наши беспородные козы превратились в зааненских. Заанен —
это городок в Швейцарии, где в долине как раз вывели эту породу. Сейчас у нас
уже особый, марийский тип зааненской породы». А козлов теперь покупают за
границей, в Голландии: у них родословная надежнее.
Ферму «Лукоз» построил недалеко от Сернура, на окраине
деревни Мари-Шолнер, на базе полуразрушенных заброшенных свинарников. То, что
она стала самой большой в России, — закономерность: поскольку первичным был
сырзавод, то есть переработка, требовалось много молока. Козы не коровы, молока
дают не много — следовательно, чтобы козьего молока было достаточно для
промышленной переработки, коз должно быть приличное количество. Через некоторое
время в соседнем Татарстане, в селе Кильдебяк Сабинского района, «Лукоз»
построил с нуля еще одну ферму — где коз сейчас в полтора раза больше, чем в
Марий Эл. И все равно козье молоко — это
только 8–10 тонн в день, десятая часть сернурской переработки, остальную
продукцию делают из коровьего молока, которое везут со всей Марийской Республики.
Собственного козьего молока тоже не хватает — примерно половина его закупается
у сторонних производителей, причем из разных регионов, вплоть до Пермского края
и Ленинградской области. То есть несмотря на то, что популярность козьего
молока, и в особеннности — после введения контрсанкций — сыра, растет, всего
одному крупному заводу пока не хватает двух самых больших козьих ферм страны.
Но то ли еще будет.
Сернурский завод сейчас в минимальных количествах выпускает
и овечий сыр тоже, но в планах — промышленное молочное овцеводство. Тарас
привез меня на ферму с другой стороны Сернура, у деревни Кочанур: заросшие
бурьяном и кустарником опустевшие советские коровники. Один из них уже
отремонтирован, и там смотрело на нас пришедшее с пастбища небольшое стадо любопытных
овец и баран-производитель размером с доброго теленка. Тарас водил меня по
руинам, которые до такой степени никому не были нужны, что «Лукоз» купил их за
какие-то сто тысяч рублей, и показывал, где что будет и сколько животных тут и
там поселят. Уже в самом скором времени — я даже не сомневаюсь в этом.
Комментарии: 0
Вы отправляете комментарии слишком часто. Подтвердите свой статус человека.