Принцесса на бобах
Для меня «Чарли и шоколадная фабрика» — это не фильм Тима Бертона. Это пересказ далевской повести в журнале «Пионер». Девяносто первый год, прочитал начало — жди месяц окончания. Волшебными были эти два номера, захватывающими: в том году шоколад у нас в городе Арзамасе остался практически в одной только человеческой памяти. Я помнил еще конфеты из новогодних школьных подарков: их закупал тот из классных родителей, кому выпадала командировка в Москву. Помнил вкус конфет «Третьяковская галерея», которые попадали к нам изредка тоже из Москвы и коробки из-под которых никогда не выкидывались. Помнил сормовские батончики с помадно-сливочной начинкой и пассажирскими самолетами на обертках.
А в магазинах были только «Школьница», «Дунькина радость» — и сладкие плитки «Пальма» из пальмового жира — с той же Сормовской фабрики, которая выпускала исчезнувшие батончики. Так что мама делала свои собственные шоколадные конфеты. А именно: ломала эту плитку, клала в кружку, добавляла сливочного масла и сахара, растапливала на огне, перемешивала в массу и бросала туда раскрошенных грецких орехов. Потом в дело шли коробки из-под «Третьяковской галереи», которые никогда не выкидывались; а точнее — пластиковые вставки, в которые укладывали конфеты. Мы заливали эти ямки горячей массой и ставили в холодильник. Вкусные, кстати, получались конфеты, гладкие. Ешь такую, читаешь журнал «Пионер», представляешь, что во рту у тебя настоящий шоколад.
И вот через 25 лет я впервые попал наконец на шоколадную фабрику. Мечта давно перестала быть мечтой, а успокоилась, сравнялась до обыкновенного, хоть и неуемного любопытства. Фабрика была самой большой на свете, но меня больше интересовал не этот факт, а то, что она была бельгийской. Я хотел понять, что именно такого в бельгийском шоколаде, от чего их шоколад считается одним из лучших в мире. Тем более что я ехал туда, где делают не конфеты и не плитки, а тот полуфабрикат, те крошечные таблетки и пятикилограммовые бруски, из которых делаются конфеты и плитки — а также шоколадные десерты в кондитерских и ресторанах.
Ну что вам сказать, эта фабрика — Barry Callebaut в деревне Визе недалеко от Алста — одно из самых скучных мест на свете. Там пахнет шоколадом точно так, как на лакокрасочной фабрике — лаком и красками. Там все в массивных машинах, один вид которых вызывает зевоту. Ну да, видно, как льется бесконечный шоколад, как выходят бруски и сыплются таблетки — точно так, как из пресс-форм выходят какие-нибудь литые автомобильные детали. Где загадка? Где тайна?
«Так вот же она, загадка и тайна, — показали мне сопровождающие. — Не зря же мы вам запретили все это фотографировать. Все — в этих машинах». И объясняли мне про немыслимые микроны, которых достигает тертое какао после череды мощных валов, и про объемы какао, которые с такими вот микронами эти машины могут выдавать. И показывали конши, машины, в которых все эти объемы непрерывно перемешиваются, а от контакта с воздухом шоколад избавляется от ненужной влаги и неважных летучих веществ. А еще, рассказали, контролируется то, как фермеры выращивают бобы, — да и порты, куда везут бобы из мест их произрастания, находятся близко: экономия на транспорте дает хорошее конкурентное преимущество.
Никакого такого чуда, все дело в опыте, в хороших технологиях и в их соблюдении. Нормально делай — нормально будет. В конце концов, Чарли Бакет получил от Вилли Вонки фабрику тоже потому, что хорошенько присматривался не к соблазнам, а к производству.
Ведь бельгийцы вообще вплотную занялись шоколадом не так уж и давно, в конце девятнадцатого века, когда у них появилось Конго — огромная, размером почти со всю Западную Европу, колония. Даже здесь, в Визе, фабрика семьи Каллебаут сначала варила пиво и только в 1911-м взялась за шоколад — потому что пиво хорошо продается только летом, а шоколад — круглый год. А сейчас вот самая большая в мире шоколадная фабрика, сотни тысяч тонн в год.
